Мушкетёры Тихого Дона
Шрифт:
Да, слабоват почивший патриарх был в казачьей политике, откровенно слабоват… Сразу видно, что не иезуит. Попытался было провести интригу геополитического масштаба, а менталитета задействованных «народных масс» учесть не сумел… Но действовал он, тем не менее, в направлении весьма правильном. Поскольку хитросплетённый узел: Турция – Россия – Польша действительно является краеугольным для геополитики всей восточной Европы. Только трактовать этот узел Ришельский-Гнидович предлагает следующим образом.
Нечестивые угнетатели христиан – турки, защитники христиан – казаки – и… интересы великой Речи Посполитой!
Вроде бы всё, казалось бы, так же, как и в патриаршем «проекте», только
Немного целенаправленных политических и дипломатических усилий, и постоянно идущая на юге казачья война с магометанами, по большому счёту, традиционно носящая вялотекущий характер, превращается в войну жёсткую и тотальную. А ежели ещё обеспечить её стараниями нового униатского духовенства и соответствующей пропагандистской подоплёкой, то из войны за добычу и территории она быстро станет праведной войной за веру. А еще лучше, примет форму нового крестового похода…
…И пусть себе казачье христово воинство стройными рядами, под развёрнутыми знаменами с наспех нашитыми крестами, идёт себе в новый крестовый поход. Там оно геройски сражается с несметными полчищами басурман и… геройски гибнет. С тем, чтобы их тающие в неравной, но праведной борьбе ряды, постепенно пополнялись единоверными (а как же, уния то ведь была) братьями во Христе, польского происхождения. И вот когда на полях сражений с магометанами ляхов станет больше, чем оставшихся в живых казаков, то тогда дипломатическими усилиями кардинала Ришельского-Гнидовича (деятельно поддержанными Ватиканом), война за веру, как по волшебству, прекратится…
В результате чего благодатный Донской край, естественным путем и без всякого насильственного захвата, обретет своих новых жителей католического вероисповедания. Ведь те поляки, которые вместе с казаками были в войне за веру, уже никуда с Дона не уйдут. Наоборот, вместе с остатками природных донских казаков они вернутся в их родные городки и станицы, как бы заменяя собой в Донском Войске многочисленных героев, полегших на полях брани крестового похода…
Став этническим большинством, ляшские католики на Кругах обязательно вступят в казачество и при этом непременно сохранят внешние атрибуты казачьего самоуправления. Но только внешние, поскольку отныне полонизированный Дон будет уже не казачьим и, тем более, не русским. И суждено будет сему благодатному краю, очищенному, благодаря иезуитской интриге от проклятых схизматиков, стать восточной частью Речи Посполитой, а также форпостом католицизма для дальнейшего наступления на север и восток. Ришельский-Гнидович уже даже название для новой провинции великой Польши придумал – «Речь Гнидовитая».
Тем самым, увековечив в название новых земель, имя будущей правящей династии…
Себе же он, впоследствии, по истечении земной жизни, отводил скромную роль канонизированного Ватиканом католического святого, сумевшего принести истинную веру, а, следовательно, и европейское просвещение в этот дикий азиатский край.
В общем, на момент описываемых событий политическая ситуация вокруг иезуитской интриги, столь лихо закрученной в ничего не подозревавшем о том русском городе Воронеже, напоминала туго сжатую пружину. Причем пружину, для распрямления которой достаточно было лишь одного легкого щелчка…
И щелчком этим должен был стать Бехингер-хан, которому за щедрую плату, тайно внесенную ему думным дьяком, надлежало начать войну против донских казаков. И именно от взмаха его ханского бунчука с тремя белыми конскими хвостами, совершенного перед ногайской ордой в направлении Дона, по большому счету и зависело, станет ли впоследствии Дикое Поле частью Речи Посполитой или нет.
"Шерше
Сам же хан, будучи в геополитических сентенциях не шибко сведущим, ничего этого, конечно же, не понимал. И при этом воспринимал дьяческий бакшиш, чем-то вроде продолжения славной традиции подношения дани, которую урусы испокон веков платили ханам Золотой Орды. И единственное, что его как настоящего чингизида волновало, так это то, как бы сделать сие славное деяние более регулярным. То есть превратить случайный бакшиш в ежегодный Кыштым. Да еще с обязательным ясырем (хотя бы только для гаремов) и, непременно, с пушным ясаком (зря, что ли Сибирь к России присоединяли)…
Ну, а то, что за бакшиш придется повоевать с казаками, то кисмет, на всё воля Аллаха, почему бы и нет, воевали раньше и сейчас повоюем. Ну, а раз этим урусам почему-то во что бы то ни стало надобно, чтобы он напал именно на ВСЕ их городки сразу, то и нападем. Только вот с Аннума-ханум, да преумножит Аллах ее красоту, разберемся, а потом и нападем…
Примерно так рассуждал правитель малого улуса большой ногайской орды, славный потомок Чингиз-хана Бехингер-хан, да продлит Аллах его годы. Незадолго до этого, прямо перед заходом в Менговской острог Дарташовым, он тайно повстречался там с Сигизмундом Рошфинским и боярыней Меланьей, состоявших при Ришельском-Гнидовиче главными его помощниками по различным темным делам.
Получив от них бакшиш, по стратегическому замыслу тайного иезуита, он тотчас же должен был бы стрелой помчаться через все Дикое Поле к себе в улус, дабы немедленно поднимать там на казаков несметные ногайские орды. Но вместо этого, отъехав от острога на юг всего пару верст, Бехингер-хан приказал повернуть коней назад и окольными путями направился обратно в Воронеж…
И причина столь крутого поворота ханского пути, а возможно, и всей русской истории, таилась, как это ни странно, отнюдь не в знаменитом восточном вероломстве. А в самой, что ни на есть, чистой (насколько уместно это сравнение к не особо следящему за чистотой своего тела кочевнику) и всепоглощающей любви. Так уж случилось, что ханская любовь в настоящий момент жила именно в Воронеже и была она, ни много ни мало, а законной супругой самого главного управителя этих мест – воеводы Воронежского края князя Людовецкого.
Эта была княгиня Анна, по батюшке Аристарховна, происхождением из славного рода новгородских князей Вастрицких. Воронежский люд уважительно величал её Анной Вастрицкой, а Бехингер-хан – «Аннумой-ханум».
Надо сказать, что Анна Вастрицкая, действительно была женщиной красоты, как поэтично говорили в те времена, «писанной». И именно это обстоятельство произвело на оказавшегося как-то проездом в Воронеже Бехингер-хана, являвшегося, как и любой другой порядочный хан, тонким ценителем женских прелестей, весьма неизгладимое впечатление. Именно такой жены, статной, как молодая верблюдица, с глазами джейрана и волосами, как грива белоснежной кобылицы, у него до сих пор в гареме и не было…
А раз не было, то славный чингизид воспылал к ней страстью всей своей неуемной восточной натуры и тайно поклялся на Коране сделать всё, чтобы Аннума-ханум стала его…
…Ханское посольство, бывшее в Воронеже, вообще-то говоря, проездом в Москву, задерживалось в нем уже больше месяца, и, в конце концов, это стало всем бросаться в глаза. Даже князь-воевода, пылко растрачивая себя на дипломатической ниве, а именно – постоянно устраивая пиры в честь высоких гостей дружественной Орды, стал подозревать что-то неладное…