Мустанг

Ламур Луис

— Проходи и устраивайся, — сказал я. — Кофе готов, бобы варятся.

Мы поели, гость свернул самокрутку, и, слово за слово, мы проболтали всю ночь. Он шел пешком, почему так получилось — не сказал, а я не спросил, в те дни было не принято задавать лишние вопросы. У меня случайно оказалась свободная лошадь — низкорослая пятнистая индейская лошадка, красивая, как на картинке. Еще недавно она принадлежала довольно симпатичному молодому воину команчей. Его беда — он не разобрался в ситуации. Ехал один, очевидно охотясь за скальпами. Когда набрел на мои следы, проявил все свое неумение: решил, что перед ним легкая добыча и стал меня догонять. Но я посматривал на тропу, по которой шел

мой конь, и когда обнаружил, что нас преследуют, сделал широкий круг и подобрался к тропе со стороны, чтобы посмотреть — кто это.

Увидав индейца с двумя свежими скальпами, я вышел из укрытия и заговорил с ним. Он крутанулся, словно его подстрелили, и вскинул винтовку. Вторая его ошибка. Я хотел лишь отобрать у него лошадь, чтобы он больше не смог идти по моим следам. А тут пришлось выбить его из седла, прострелив башку. Индеец попался настырный, он вскочил и ринулся в драку. Я всадил в него еще одну пулю, поймал лошадку и убрался оттуда.

— Тебе нужна лошадь, — сказал я мексиканцу, — бери эту. Команчу, который на ней ездил, она больше не понадобится.

— Спасибо, сеньор, — поблагодарил он просто, но в голосе его я почувствовал искреннюю признательность, и было за что. В этих краях любой встречный, скорее всего, убил бы его ради оружия или в надежде на какую-нибудь другую добычу.

Мы выпили еще кофе, поговорили и наконец он сказал:

— Амиго, у меня нет денег. Я не могу заплатить за лошадь.

— Она твоя, и денег мне не надо.

— Мой дедушка, — начал он, — работал погонщиком мулов на дороге в Санта-Фе…

История жизни его деда меня мало волновала, еще меньше дорога на Санта-Фе — видел ее собственными глазами. Я стал подремывать, а мой гость продолжал:

— Он едва не погиб, когда был jefe [5] грузового каравана Натана Хьюма…

Я отчетливо вспомнил, словно только вчера вечером мы сидели у костра, как он рассказывал об этом караване. Они вышли из Санта-Фе и быстро пересекали равнины, направляясь в Индепенденс или какой-то другой городишко штата Миссури, когда на них напал большой боевой отряд индейцев кайова.

Караван слишком растянулся, шансов на спасение не было. Многие собрались вокруг Натана Хьюма, среди них и дед моего мексиканского друга. С боем они отступили к горе Кроличьи Уши, где приготовились обороняться до последнего.

5

Старший, начальник, командир (исп.).

Индейцы перебили всех — спасся только дед мексиканца, который закопался в какую-то нору». Кайова оскальпировали и изуродовали трупы, выгребли из карманов и седельных мешков убитых все мало-мальски стоящее и умчались. Когда все стихло, дед мексиканца выбрался из своего убежища и потопал обратно в Санта-Фе.

В городке его предупредили, чтобы он «залег на дно», потому что губернатор послал подразделение солдат за караваном Хьюма, и если деда найдут, то арестуют. Натан Хьюм перевозил контрабандное золото, которое похищали с приисков в горах Сан-Хуан. Дед мексиканца позаимствовал у кого-то мула, тайком выбрался из города и присоединился к каравану, направлявшемуся в Мехико. Там у него были друзья, он надеялся заручиться их помощью и вернуться, поскольку был уверен, что знает, где спрятано золото Хьюма. Индейцы его так и не нашли.

Но случилась беда: вскоре после прибытия в Мехико дед упал с лошади и повредил позвоночник, у него отнялись ноги. Триста фунтов золота лежали в тайнике, а он не мог ничего предпринять.

Вот такую историю рассказал мне мексиканец, которому

я подарил лошадь.

— А сам ты пытался отыскать это золото? — спросил я его.

— Конечно, сеньор, но… — он пожал плечами. — У меня возникли неприятности в Таосе… из-за сеньориты… Я убил человека, у которого много родных и двоюродных братьев, дядюшек и друзей. Меня преследовали чуть ли не до Лас-Вегаса. — Он бросил окурок в огонь и улыбнулся. — Я люблю жизнь, сеньор, и довольствуюсь малым. Если бы отправился на север, то вероятно нашел бы золото, а скорее всего обрел бы там свою могилу, шансы на последнее куда выше. Золото ваше, сеньор.

— И ты знаешь, где оно находится?

— За горой есть тупиковый каньон. Там и произошел последний бой с индейцами. Наверное, кости несчастных погонщиков до сих пор разбросаны по земле. В каньоне небольшой пруд, поверхность которого покрыта водорослями и слизью. За прудом — яма, рядом большой валун. Золото спрятали в яме, завалили ее камнями, а на валуне сломанной винтовкой Хьюм нацарапал крест. Вы его найдете.

На следующее утро мы расстались. Сев в седло, он протянул мне руку и я пожал ее.

— Будьте осторожны, сеньор, и не задавайте много вопросов. У мексиканцев, работавших на приисках, есть сыновья и внуки, им известно, что караван Натана Хьюма так и не добрался до Миссури… они могли даже вызнать что-нибудь у индейцев.

История о закопанном золоте, услышанная мною у походного костра, была из тех, которые снова и снова пересказываются повсюду. Но о золоте Хьюма я слышал впервые, и мне захотелось поглядеть на тот каньон. Да только некогда было.

В Сербине, городке в Техасе, где жили выходцы из Центральной Европы, я убил мешочника-переселенца и попал в тюрьму. Друзья помогли бежать. Я присоединился к ковбоям, перегонявшим стадо в Канзас, однако не забывал, что меня разыскивают.

В Абилине, который в то время был совсем новым, диким городишком, я узнал, что моя фамилия известна. Там побывал мой двоюродный брат Тайрел. Говорили, что он застрелил в поединке человека. Но я все выяснил. Тайрела вызвал на дуэль Рид Карни, брат подошел к нему вплотную и заставил бросить на землю оружейный пояс.

Тайрел и Оррин Сэкетты… Хотя они с Камберленд-Гэп, я гордился тем, что в жилах их течет не водица.

Это было давным-давно, и вот теперь я ехал по равнинам Техаса, направляясь на север к Боррегос-Пласа, Эдо-Уоллс и лагерям охотников на бизонов. Огромное небо сияло голубизной, где-то вдали соединяясь с плоскими равнинами. Пусть У меня в кармане позвякивало лишь несколько долларов, зато я удрал от погони, жаждавшей меня линчевать, и ветер пах полынью, и солнце пригревало, и вообще хорошо было жить.

Я засунул винтовку в чехол, сдвинул шляпу на затылок, поглядел на бескрайнюю прерию и запел. Во всяком случае, я знал, что это песня, и старался исполнить ее громко и с чувством. Жаль, но Серому она, по-моему, не понравилась. Наш путь лежал по склонам невысоких зеленых холмов, в низинах между которыми росли деревья.

Моя девушка осталась в Сан-Антонио.

Там, рядом с границей… -

распевал я.

Внезапно из-за вершины низкого холма показался пучок перьев, а затем ярдах в десяти как из-под земли возник индеец, за ним другой и третий… Ломаная колонна кайова растянулась. Воины медленно ехали в мою сторону, держа копья остриями вверх. Я быстро оглянулся и увидел на противоположной стороне ложбины еще с десяток всадников, они тоже, не торопясь, приближались ко мне. По меньшей мере у дюжины были винтовки. Дорога прямо по ложбине оставалась свободной, однако стоило ехавшим в арьергарде индейцам повернуть лошадей — путь отрезан. В отряде было не менее тридцати воинов, они окружали меня.