Мутант
Шрифт:
– Не понравилось им, что умная шибко! – не выдержав, влез первый мужчина.
– Погодь, Борис, я сам, – остановил его второй. И пояснил: – Она книжку читала, когда те заявились.
– Книжку?!.. – удивленно воскликнул Сашок. – Она умела читать?…
Мутант пихнул парня в бок и возмущенно шикнул на него. Однако Лёха на беспардонность Сашка ничуть не обиделся.
– Умела… Научила ее мамка на беду. Книжки в голбце прятала…
– Почему прятала? – не понял Глеб.
– Так нельзя ить, – ответил за Лёху первый мужик, Борис. – Таки вот правила храмовники нам поставили: детей нельзя, читать нельзя, стрелять нельзя… Тока помирать и
Про запрет для «диких» на грамотность мутант услышал впервые и сначала удивился, но потом все же сообразил, что сделано это было, по логике храмовников, вовсе не зря. По деревням могло остаться какое-то количество книг – и кто знает, каких именно. Вполне возможно, что и тех, где речь идет о борьбе за свободу. Да хоть и просто о счастливой жизни, или, наоборот, о войне. Если «дикий» грамотный, то он прочтет это, задумается, сделает выводы, поделится ими с остальными. А там… Все может стать той искрой, которая разожжет большой пожар. Но и эта причина была не единственной для такого запрета. Ведь тот, кто умеет читать, может и что-то написать. А написанное передать другим. Тот же призыв к действию, например. Появился, скажем, где-то такой вот свободолюбивый и умный «дикий». Придумал некий план действия, да к тому же язык у него подвешен так, что может других убедить. Но ходить по деревням и селам самому – это долго. А так написал все, что нужно, десять, двадцать или сколько там раз – и разослал гонцов по деревням, чтобы все это прочитали.
– А что ваша Оля читала, когда ее… – снова вылез Сашок и опять получил тычок в бок локтем.
– Да я и не знаю, как правильно и сказать-то, – почесал в затылке молодой мужик. – Мутро-нутро какое-то… Чо-то сказывала Олюшка, да не все сразумел я. Будто тож тамока где-тось радияция, как у нас. А люди под землю спрятались, вроде как наши храмовники. Тока они это и зовут то ль мутро, то ль нутро…
– Коли под землей, так, выходит, что нутро и есть! – высказал свое мнение и Борис.
– Олюшка будто «мутро» называла… Ну да што!.. Тока в том мутре-нутре не всякому баско жилось. И тамока тож всяких хватало, как у нас… Вроде как и морозовцы, и храмовники, и мы, «дикие», – тока звались по-другому.
– А может, там правда написана? – шепнул Сашок Глебу.
Мутант пожал плечами. Рассуждая логически, никто бы после Катастрофы не смог написать, сделать и доставить сюда книги. Если только откуда-то совсем неподалеку… Не из Устюга, конечно, и не из Лузы, из более крупного города. Из Вологды, из Котласа, из того же Архангельска, если там, конечно, кто-то уцелел… Больше почему-то он никаких городов вспомнить не мог, что было, в общем-то, весьма странно. Впрочем, его теперешняя память вообще относилась к прошлому весьма избирательно.
– Моя Олюшка-Заюшка ить не тока читать умела… – между тем вздохнул Лёха. – Она даже эти… стиши придумывала.
– Стихи?… – поразился теперь и Пистолетец. Что любопытно, при этом он даже невольно поправил исковеркавшего слово мужчину.
– А вы помните что-то из ее стихов? – стало любопытно и Сашку.
– Чо-то помню… – задумался Лёха. – Тока она все больше про любовь… Эти я вам сказывать не стану… – тут он даже слегка покраснел. Потом сказал: – Но вот есть и такое… – Мужчина прокашлялся и выдал – с таким чувством, что у Глеба даже мурашки под шерстью забегали:
Часы отбивают минуты,Часы отбивают дни,Дни,«Ничего себе! – подумал мутант. – Вот это да! Какие, оказывается, бывают “дикие” – кто бы мог подумать… Жаль, очень жаль эту девушку – такой талант погиб!.. Но смерть-то свою, судя по этому стиху, она предчувствовала, да и жить так, как жила, не особо хотела… А может, и правда только в смерти от такой жизни и проснулась».
11
Стихотворение Ольги Тетериной. (Прим. автора)
Вслух же он ничего не сказал. Потрясенно молчали и Сашок с Пистолетцем.
– Што, не баско?… – настороженно спросил раскрасневшийся Лёха.
– Очень хорошо, – ответил Глеб. – Умницей была твоя Олюшка. Ты помни ее всегда, не забывай. И стихи ее помни и другим рассказывай. Даже те, что про любовь. Ведь пока ее мысли звучат – значит, и она как бы еще жива.
Взгляд молодого мужчины просветлел.
– Так и стану делать, – сказал он. – А этим… этим я ишшо за мою Заюшку отомщу! Хошь одного гада да угроблю. Ужо, придет час…
Когда путники тронулись дальше, старший мужчина, Борис, окликнул вдогонку:
– Слышь, ты, мохнатый! А пошто ты страшный такой?
– А чтобы боялись, – не оборачиваясь сказал Глеб.
Глава 14
Спасительный остров
Обойдя стороной Усов Починок и необъяснимым внутренним чутьем уловив близкое присутствие реки, Глеб все же решил устроить недолгий привал. Не столько для отдыха, сколько для рекогносцировки. К счастью, карта, хоть и обугленная по краям, и прожженная в нескольких местах, в целом оставалась пригодной для использования.
Глеб расстелил ее прямо на земле, сам уселся на мох перед ней. Пистолетец и Сашок пристроились рядом.
– Мы где-то здесь, – ткнул пальцем мутант как раз в проделанную огнем дырочку. – Вот он, Усов Починок, мы его только что прошли.
– Ага, – поддакнул Сашок, – а вот тут как раз Луза в Юг впадает. И Гаврино – вот оно.
– Раз люди горовят, что в Гаврино не надо соваться, – встрял Пистолетец, – то и…
– А мы и не собираемся туда соваться, – перебил его Глеб. – Да мы уже в любом случае дальше, не назад же идти, – он пригляделся к карте внимательней и заявил: – Вот сюда пойдем, видите, тут острова посередине реки отмечены?
– Зачем нам отросва? – поднял брови Пистолетец.
– В первую очередь, для ориентира, – ответил мутант. – А еще, я так думаю, нам переночевать лучше на острове, чем просто на берегу. Безопасней.
– Так рано же еще ночевать! – удивился Сашок.
– Сейчас рано, – согласился Глеб. – Но мы еще и не дошли никуда. А дойдем – время все равно уже будет ближе к вечеру. После лесного похода захочется в любом случае отдохнуть. Поесть бы тоже не мешало. Причем, надо еще придумать, что именно, и это «что именно» поймать, накопать или собрать – не знаю уж…