Муза для морячка
Шрифт:
– И на этом «спасибо»… – крепко пожал я руку Семёнова, к слову, лучшего айтишника нашей академии. – Весь этот хлам оставляю здесь, оттащите потом на мусорку.
Попрощавшись с парнями, которые стали за эти четыре года для меня самыми верными друзьями, я покинул здание общежития и направился в сторону «Метро».
* * *
– Ты реально собрался в армию? – не унималась Маринка уже третий день подряд.
– Реально… – в сотый раз отвечаю я.
– Паш, может тебе в больничку? Пусть они тебе твою головушку проверит, а? – со всей серьёзностью предложила сестра.
Не обращая внимание на её выпады, я складывал вещи в рюкзак. Через
Проводить меня в армию пришла добрая половина нашего класса. Кое-как уворачивался от их навязчивых расспросов. Маринка почти весь вечер не отходила от матери. Я прекрасно слышал, как она успокаивала маму. Вместе со своей подругой Аней, они помогали ей с готовкой и сервировкой стола. То и дело девчонки носились туда – сюда с тарелками, графинами, какими-то мисками и прочей кухонной утварью, наполненной до краёв едой. В горло кусок не лез, через силу заставил себя проглотить пару ложек «оливье» и половину котлеты.
Зато Борис, вечный мой сосед по парте, уплетает «за обе щеки». Со времён школы, пожалуй, он раза в два вырос. Нет, не вверх. Вширь. Вцепившись в мой локоть рыдает Вероника, мало того, во всеуслышание она клянётся, что дождётся меня из армии. Смешно… Если бы не было так грустно…
Марина вновь выносит какое-то блюдо с кухни и ставит его на край и без того уставленного стола.
– Вот, не пойму я тебя… – завела она свою «старую пластинку» – Так старался туда поступить, четыре года учился, как заведённый, чтобы в один миг всё бросить и…
– А я и не жду, что вы меня поймёте, – устав оправдываться, пресекаю я поток нравоучений от младшей сестры. – Я так решил. И решений своих я не меняю.
На душе «скребут кошки». Стиснув зубы, стараюсь справиться со своими эмоциями. От доносившихся с кухни всхлипываний матери сердце кровью обливается. Чувствую себя последним уродом, разбившим материнское сердце. А ведь именно я после смерти отца пообещал всегда заботиться о ней и о Маринке. И ведь, не расскажешь им обо всём. Признаюсь, сделаю только хуже. Останусь, подставлю самых родных людей под удар. Чувствую, как чья-то тёплая ладонь легла мне на плечо и поворачиваю голову.
– Паша… А, ты уверен в своём решении? – почти шепотом произносит Аня, так, чтоб её вопрос смог услышать только я.
– Да, Анют… Уверен… – в тон ей отвечаю я, зная, что другого выбора у меня просто нет.
ГЛАВА 6
Анна Паринова
Никогда не думала, что мне понравиться работать с выпускниками. В отличие от первокурсников они очень хорошо мотивированы в получении знаний. После первой лекции, которая, честно признаюсь, стала для меня полным провалом, следующие наши занятия прошли просто на «ура». Видимо не зря говорят, что «первый блин – комом». После пяти лекций по «Теории литературного чтения» устроила проверочную и была приятно удивлена. Какой размах мыслей! Полное понимание предмета. Даже Макаров, который в очередной раз почтил нас своим присутствием, отличился своим остроумием. Интересно, чем он там в своей армии занимался? Судя по его работе – книжки читал.
На следующей неделе интересная тема: искусство, переплетающееся с творчеством. Помню, когда училась
Накидав наспех план-конспект урока-экскурсии, позвонила в ректорат. Получив «добро» от Виктора Борисовича на выездную лекцию для пятого курса, залезла в интернет в поисках контактов с руководством Эрмитажа и тут же связалась с ними.
Лекции у первого курса закончились в половине двенадцатого. Наспех перекусив, бегу на остановку. На час договорилась о встрече с гидом, после чего должна встретить 511 группу в главном холле Эрмитажа.
Первый зал, который мы посетили, стал зал, где выставлялись работы российский художников и живописцев девятнадцатого и двадцатых веков. Слушая гида, я делала карандашом пометки в своём блокноте. Чуть позже дам задание для мозгового штурма студентам – пятикурсникам. Но, для начала, пусть спокойно наслаждаются искусством. Далее мы лицезрели наших современников советской и постсоветской России. Интересно… Но, всё же не моё… Переходя из зала в зал, я внимательно слушала пояснения экскурсовода и вглядывалась в ту или иную картину. По заинтересованному виду студентов поняла, что они тоже под впечатлением. Молодой человек, выбранный мной нашим гидом, отличался своей необычной манерой ведения экскурсии. Каждую работу он переплетал с историей, творчеством и литературой, что меня несказанно радовало.
Поблагодарив гида за экскурс, выдала задание на следующее занятие:
– Жду от каждого эссе на тему, не меньше десяти страниц. Сразу предупреждаю, работы проверю на антиплагиат. На этом наша встреча окончена, кто хочет, может ещё походить, приобщаясь к «прекрасному», остальных, больше не задерживаю.
Сразу замечаю, как группа делится на две подгруппы, одна из которых смело направляется на выход, другая рассредоточивается по залу. Покидаю пятикурсников и направляюсь в зал с картинами эпохи Возрождения. Моне, Да Винчи, Рембрандт… Именно их видение в искусстве меня больше всего впечатляло, как любителя живописи. Плавные линии, контраст и разнообразие красок, творчество на стыке религии и бытия.
Я плавно двигалась от одной картины к другой, не обращая внимания на других посетителей «храма искусства» Неожиданно в сумке завибрировал мобильник. На экране высветилась фотография моей мамы.
– Привет, мам, – тут же отвечаю на звонок.
– Анюта, у меня к тебе большая просьба, позвони, пожалуйста, своему неблагодарному отцу и передай, чтобы немедленно забрал свои вещи! Если он не приедет в течение часа, то пусть на меня не обижается! Будет собирать свои тряпки с асфальта!
– Что у вас опять произошло? – невозмутимо продолжаю общение с матерью.
– Как всегда! Уже два дня, как этот… прости, как он не появляется дома, – жалуется она.
– Ты его опять выгнала? – больше утверждаю, чем спрашиваю.
– Конечно!!! А как иначе? По-другому он просто не понимает…
– Хорошо, мам, я позвоню, как только приеду домой, – пообещала я, и, попрощавшись, нажала на «отбой».
Сколько себя помню, родители всегда жили, как на «пороховой бочке». Мама за каждый папин проступок пилила его. А когда он допекал её до «предела», она выгоняла его «с вещами на выход», то есть к бабушке, папиной маме, которую, к слову, никогда не любила. Да и та, мать мою не больно жаловала, в принципе, как и меня.