Муза художника
Шрифт:
— Дания сохраняет свою позицию, но вы ведь не собираетесь сохранять свою, здесь, с нами сегодня?
Он намекает на недостаточную поддержку Копенгагеном планов НАТО по ликвидации в Европе ракет средней и малой дальности.
Йон отвечает на это тихим понимающим смешком. В этот момент среди группы людей, разговаривающих в дальнем конце длинного зала, его внимание привлекает блондинка. На ней цветастое платье без рукавов, которое контрастирует с темными костюмами мужчин, а также строгими нарядами женщин вокруг и подчеркивает изгибы ее тела. Отходя от цепочки встречающих, Йон замечает, как она не то резко
Блондинка смотрит в упор на Йона, в то время как мышцы ее рук напрягаются, сдерживая беспокойные движения пухлого младенца, который слишком тяжел для нее. Она поднимает подбородок с выражением смущения и гордости на лице. Йон кусает нижнюю губу. Никто из стоящих рядом ничего не заметил, да никто и не понял бы. Он никому не говорил, что приезд его жены в Бухарест откладывается, поскольку она проходит последнюю процедуру экстракорпорального оплодотворения в клинике в Норфолке, штат Виргиния, США.
Йон поворачивается, чтобы взять с подноса проходящего мимо официанта шотландское виски с содовой, и направляется к длинным столам с едой. Здесь он проявляет инициативу и представляется нескольким румынским гостям, которых пригласили американцы. Как ему станет известно позже, эти многолюдные мероприятия служат достаточно хорошим прикрытием для того, чтобы приглашать местных граждан, не являющихся должностными лицами коммунистической партии, отобранными на самом высоком уровне. Однако даже список этих гостей представляется на рассмотрение правительства. Йон беседует с несколькими актерами и историками, которые кажутся ему интересными, и пытается пригласить их на обед в свою резиденцию на следующей неделе, не понимая их вежливого отказа.
Он мысленно репетирует прощальные слова, когда, потянувшись к столу за последним канапе с копченым лососем, наталкивается на чью-то костлявую руку с длинными пальцами. Подняв глаза, он встречается взглядом с мужчиной одного с ним роста, но жилистым и худым. Незнакомец широко улыбается, отчего челюсть его выдается вперед. На вид ему далеко за тридцать. Он слишком неряшлив и длинноволос, чтобы быть работником внешнеполитической службы, но рубашка из оксфордской ткани и очки в круглой оправе выдают в нем американца.
— Логан Мур, — говорит мужчина, протягивая для рукопожатия ту самую руку, которая только что столкнулась с рукой Йона над закуской. — А это Фрейя.
Он указывает на белокурую девочку, чья голова не достает до фуршетного стола, а серые глаза рассматривают Йона со сдерживаемым любопытством. Когда она, прижавшись к отцу, несмело улыбается, он замечает легкое движение ее тоненьких бровей и понимает, что его оценивают. Тем временем Логан спешит продолжить:
— Я преподаю в университете. А вы, наверное, из какого-то посольства.
— Я представляю Данию, — отвечает он. — Меня зовут Йон Алстед. Я недавно вернулся из поездки в Вашингтон, округ Колумбия.
— Данию! — вторит Логан. — Родственники моей жены родом оттуда. Они поселились в Висконсине. Надо ее с вами познакомить. Она всегда хотела съездить туда, посмотреть на родину своих бабки и деда. Слушайте, я ее позову… Датские корни… Если когда-нибудь затоскуете по национальной кухне, просто
Логан поднимает свою длинную руку над столом с едой и машет блондинке, которую Йон видел, когда только пришел, той самой, что держала ребенка. Она направляется к ним. Йон спешит приписать усталости суеверную мысль о том, что, пожимая руки этой чете — у Маргарет Мур нежная кожа и уверенное рукопожатие, — а затем слегка касаясь макушки их дочери, он будто помогает своей семье обрести столь желанную способность к деторождению.
— У вас есть еще и младший ребенок, младенец?.. — интересуется Йон.
Поначалу она выглядит растерянной, но потом ее лицо озаряется улыбкой, веселой и очаровательной.
— Ах, тот! Он не мой! Я просто взяла малыша на минуту, чтобы успокоить, пока его родители разговаривали с архиепископом. Нет, Фрейя — наш единственный ребенок.
Теперь, когда руки Маргарет больше не обременены младенцем, ее глаза и лицо выглядят более оживленными. Она делает глоток коктейля с таким видом, будто пьет за здоровье молодых на свадьбе, и, словно все они собрались здесь, чтобы отпраздновать лучшее время своей жизни, награждает самой очаровательной улыбкой морского пехотинца США в парадной форме, проходящего мимо фуршетного стола. Йона поражает ее непохожесть на других иностранцев, из большинства которых, как он уже успел заметить за несколько недель своего пребывания в Бухаресте, этот город, кажется, высасывает жизненную энергию.
Маргарет рассказывает Йону историю своих дедушки и бабушки, которые покинули Данию, уместив все свои пожитки в один сундук, и через море и сушу отправились к новой жизни в Америке. Логан вполуха слушает жену, одобрительно улыбаясь, в то время как его проницательные глаза следят за перемещениями других гостей, а рука то и дело тянется к украшенным блюдам за миниатюрными бутербродами и сердцеобразными ягодами клубники — их он, почти не глядя, скармливает своей маленькой дочери, как по команде открывающей рот. Перед тем как разойтись, Йон и Муры договариваются устроить в воскресенье пикник в центральном городском парке, обозначенном в коммунистическом путеводителе как Парк культуры и отдыха Херэстрэу.
Как и условились, они встречаются на широких ступеньках, ведущих вниз, к окруженному старыми ивами озеру. Фрейя гоняется за утками, расхаживающими поблизости в поисках оставшихся от пикников крошек. Каждые несколько минут она останавливается и оглядывается, удостоверяясь, что взрослые смотрят на нее. Военный духовой оркестр играет в беседке; как в любом европейском городе, семьи и пары не спеша совершают воскресный послеобеденный променад.
Пока они чистят апельсины, пьют минеральную воду «Борзек» и намазывают толстые ломти багета мягким местным сыром, Логан вытягивает свои длинные ноги в тени дерева. Он охотно описывает здешние окрестности и с отеческой гордостью убеждает Фрейю рассказать о фазане, которого они видели здесь в прошлый раз. Но сезон малины в разгаре, и, как только Маргарет достает из корзинки для пикника это лакомство, Фрейя уходит от разговора, поглощенная перекладыванием сочных ягод из пластмассовой миски с пристегивающейся крышкой себе в рот. Ее губы и щеки все в темно-красном соке.