Муза и генерал
Шрифт:
– Постелите.
– А где вы ляжете?
Мне на самом деле интересно, тем более что во время осмотра, кроме дивана, лежачих мест не обнаружено. Неужели герой среди ночи свалит к другу или подружке(!)? Неужели ему есть, кого будить? Или еще вариант - герой всея Руси будет спать на полу, у моих ног!
– С вами, - говорит он.
Я ухожу. Бросаю все эти наволочки, простыни и ухожу. Он преграждает мне путь.
– Если мне нравится женщина, ничто не помешает мне...
– запальчиво говорит он и, усмехнувшись, добавляет: - ...выпить с ней кофе.
Он
– Потом нам будет стыдно и гадко, у таких отношений нет будущего, - как можно доходчивее объясняю я и для наглядности привожу иллюстрацию. Представь, что мы зачнем мертворожденного ребенка и уже в минуту зачатия будем знать об этом.
Он молчит, согласен. Я комкаю сигарету в пепельнице, я ухожу. И тут у самой двери наперекор себе и его легкому согласию выставляю ногу в туфле.
– Застегни.
Он приближается и, опустившись на колено, берет мою ногу в свои ладони. С интимной нежностью, неспешно, словно набедренную повязку, стягивает туфлю и прижимается щекой к моей ступне. Внутри меня кипит как в чайнике. Я впиваюсь ногтями в дверь, пол плывет подо мной. Его руки подхватывают меня. Вздох первобытной страсти запрокидывает голову, клокочет в горле. Как громко, до звона во всем теле гудит тишина! Неиссякаемый гул вторит каждому движению, нарастает с желанием, врывается в меня и гудит, гудит...
– Машина, - шепчет он и абсолютно варварским способом срывает с меня одежды.
Конечно, я не спать сюда приехала. Но надо же и совесть иметь: проклятый телефон звонит как бешеный. Я открываю глаза. День начинается с утра, между прочим, очень раннего утра. Из ванной, под аккомпанемент воды, доносится его голос:
– Возьми трубку.
Ничего себе доверие! А если я услышу большую военную тайну и разглашу ее, что будет тогда с обороноспособностью нашей страны?
– Алле, - со всей мерой ответственности говорю я.
– Варя, жду вас сегодня в редакции, - отвечает трубка голосом Костомарова и заходится сигналом отбоя.
Я определенно зауважала главного: профессионально обработал информацию в кратчайший срок и в тяжкий период похмелья! Я определенно смущена. Наша тайна определенно уже не тайна, во всяком случае, для Костомарова и генерала. Все остальное - неопределенно.
Алексейвышел из ванной такой свежий, такой утренний, мокрые пряди и капли воды на плечах. Запрокинув руки за голову, я лежу на постели и откровенно рассматриваю его. Ладно сложен. Почти нагой, лишь полотенце на бедрах, какое совершенство форм! Ни грамма целлюлита! Он протянул мне руку, горячими пальцами сжал мою ладонь.
– Кто звонил?
– Да так... ошиблись номером. Лелик, я переоценила себя, мне почему-то не гадко и не стыдно.
Мужественно перенеся трансформацию своего имени, он присел
– Человек всегда знает, чего ему действительно стоит стыдиться, Вака.
Кое-что прояснилось: Вака и Лелик, Лелик и Вака.
Прислонясь к дверному косяку, я смотрю, как он справляется с кухонной утварью, как насыпает кофе в турку, как споласкивает чашки. Не очень-то ловко. Неужели смущен? Девушка из хорошей семьи засучила бы сейчас рукава и встала к плите. Но это не мой путь. Прошло время, когда я, молодая, глупая, покупала мужчин. Смешно думать, что купить можно только за деньги, - особо прожорливых, кратчайшее расстояние к сердцу которых лежит через желудок, можно купить и за тарелку борща. Традиционно на рынке мужчин женщины раскошеливаются по полной программе: от игры на арфе, приторной верности до беременности. Но ведь любая монета может быть разменной.
Боже, какая я циничная! Между прочим, в одной американской энциклопедии написано: "Циник - человек, который по недомыслию видит жизнь такой, какая она есть, а не такой, какой она должна быть". Так что цинизм не всегда во вред, бывает и во благо. Хотя бы сейчас. Прямо-таки завтрак в кругу семьи. Я привычно тянусь за сигаретами. Как жаль, что Лелик не курит: если что и сближает людей, так это пороки, а вовсе не добродетель. Зато он из числа сочувствующих: берет зажигалку и щелкает ею.
– Если б ты была моей женой, то не курила бы.
Я готова бросить сигарету, я готова навсегда бросить курить, но пламя настойчиво горит в его руке. Впервые в жизни затягиваюсь без всякого удовольствия. Чтобы хоть как-то взбодриться, достаю диктофон, ставлю кассету на перемотку.
– Лелик, я вчера услышала разговор твоего генерала с главным редактором, хочешь послушать, о чем говорят?
– Нет. Мне не нравятся люди, которые подслушивают и подглядывают.
– Но я же случайно.
– Даже так, Вака.
Удивительно, но я сконфужена, неловко прячу диктофон в сумку.
– Извини, спешу, полеты.
– Он застегнул "молнию" на летной куртке.
– Лелик, можно с тобой?
Он глянул на циферблат.
– Две минуты на сборы.
Все было в движении, когда наш "уазик" подъехал к аэродрому. Личный состав полка - сплошь в синих комбинезонах - снимал чехлы с самолетов, с тщательностью домашней хозяйки готовил взлетную полосу. Машина остановилась. Лелик уже на выходе обернулся ко мне и протянул ключ.
– Возьми.
Вот так, просто и ненавязчиво доверил самое дорогое - право на жилплощадь, и я неожиданно даже для себя самой закомплексовала.
– Да что ты, не надо... созвонимся...
– Надо, Вака, надо, - перебил он меня и, подмигнув, выпрыгнул из машины.
К нему уже спешил огромный, как молодой зубр, майор. Я узнаю в нем любителя выпить на брудершафт.
– Товарищ полковник, полк к проведению плановых полетов готов!
– Покажешь журналистке аэродром.
И ушел, даже не взглянув на меня. А попрощаться?