Муза ночных кошмаров
Шрифт:
С меня хватит резни, когда я отплачу им сполна.
Убежденность Миньи была абсолютной. Люди истребили ее семью. Она стояла в коридоре и слышала, как крики затихают, младенец за младенцем, пока не воцарилась полная тишина. Минья спасла всех, кого могла, но этого было недостаточно: всего лишь четверо из тридцати. Все ее естество, все ее поступки породила Резня. Сарай могла поспорить, что за все время еще не существовало более искренней ярости, чем у Миньи. Глядя на нее, она жаждала того, чего никогда не желала прежде: дара своей матери. Изагол, богиня отчаяния, манипулировала
– Минья, прошу тебя, – обратилась Сарай. – Мы пережили столько боли. Это наш шанс на новую жизнь. Мы не наши родители. Нам не обязательно становиться чудовищами. – Ее мольба раздалась хриплым шепотом: – Не делай из нас чудовищ.
Минья склонила голову набок.
– Из нас, чудовищ? А ты еще защищаешь отца, который пытался убить тебя в колыбели. Великий Богоубийца, детский палач! Если это значит быть героем, Сарай, – она показала свои маленькие молочные зубки и прорычала, – то лучше я буду чудовищем.
Сарай покачала головой:
– Я не защищаю его. Дело вообще не в нем! Дело в нас, и в том, кем мы хотим стать.
– У тебя нет выбора, – рявкнула Минья. – Ты мертва. А я выбираю чудовище!
Тут уж надежда подвела Сарай. Она изначально-то не была сильной. Девушка слишком хорошо знала Минью. Теперь, когда она стала призраком, Минья заставит ее сделать то, от чего она долгое время отказывалась: убить отца, Богоубийцу, Эрил-Фейна. И что тогда? К чему их приведет отмщение Миньи? Как именно она отплатит за Резню? Сколько людей должно погибнуть, чтобы удовлетворить ее?
Сарай повернулась к Лазло.
– Послушай меня, – быстро выпалила она, волнуясь, что Минья заставит ее замолчать. – Не слушай ее. Ты даже не представляешь, какой она может быть. – В конце концов, все зависело от него. Минья, может, и выбрала сторону чудовища, но без способностей Лазло она не представляет особой угрозы – запертая в цитадели, без возможности добраться до врагов. – Ты можешь остановить ее, – прошептала девушка.
Лазло слышал ее, но слова были подобны символам, ожидающим, когда их расшифруют. Слишком много информации поступало в его разум. Сарай умерла. Он держал ее изувеченное тело. По всем правилам мира это должно было стать ее концом. Но она здесь, прямо перед ним. Она была там и тут, и хоть Лазло знал, что обнимает призрака, он не мог до конца в это поверить. Сарай казалась такой настоящей. Он провел ладонью по ее спине. Ткань скользила прямо как шелк по коже, а ее плоть легонько проседала под его пальцами – мягкая, гибкая и теплая.
– Сарай, теперь ты со мной. Я не позволю отпустить твою душу. Обещаю.
– Не давай таких клятв! Ты не должен помогать ей, Лазло. Ни ради меня, ни кого-либо другого. Лучше пообещай это.
Он часто заморгал. Ее слова пробились к нему в голову, но он не мог их принять. Сарай – богиня, с которой он познакомился во снах и вместе упал в пучину звезд. Он купил ей луну, целовал ее голубую шею и обнимал, пока она плакала. Она спасла ему жизнь. Она спасла ему жизнь, а он не смог спасти ее. Подвести ее снова – немыслимо.
– О чем ты говоришь? – просипел Лазло.
Сарай слышала его страдания. Его голос был необычайным, грубым и переполненным эмоциями.
– Я скорее исчезну, чем погублю тебя и уничтожу Плач.
Гибель. Уничтожение. Эти слова были такими неправильными. Лазло помотал головой, но не смог от них избавиться. Он спас Плач. Он ни за что не навредит городу! Но и потерять Сарай он не мог. Что это за выбор такой?
– Ты не можешь просить меня не спасать тебя.
Минья воспользовалась этим моментом, чтобы вмешаться:
– Серьезно, Сарай, как ты себе это представляешь? – Ее голос намекал на сочувствие Лазло – словно это Сарай поставила его в такое трудное положение, а не она. – Он что, просто позволит тебе исчезнуть и будет жить с таким поступком?
– Не говори о его совести, – воскликнула Сарай, – когда сама не задумываясь разорвала бы ее пополам!
Минья пожала плечами:
– Две половинки все равно составляют целое.
– Вовсе нет, – горько произнесла Сарай. – Мне ли не знать.
Минья сделала ее такой – Музой ночных кошмаров, – но годы путешествий по человеческим снам ее изменили. Раньше ненависть была ее броней, но Сарай потеряла ее и оказалась беззащитной перед страданиями Плача. Ее совесть разорвалась пополам, и разрыв стал раной. Две половинки не могут составить целое. Они остаются двумя кровавыми разделенными частями: одна хранит верность своей семье из божьих отпрысков, а вторая понимает, что люди тоже пострадали.
– Бедняжка, – просюсюкала Минья. – Это я виновата, что у вас всех такая хилая совесть?
– Нет ничего хилого в том, чтобы выбрать мир.
– Хило – бежать, – рыкнула Минья. – И я не стану этого делать!
– Мы не убегаем. Мы можем уйти…
– Мы не можем! – рявкнула девочка, перебивая ее. – Как мы можем быть свободны, если правосудие не восторжествовало?
Ее ярость начала распыляться. Она всегда таилась внутри, всегда тлела – многого не надо, чтобы заставить ее пылать. Мысль о том, что убийцы останутся безнаказанными, что Богоубийца будет беззаботно гулять по залитым солнцем улочкам Плача, разжигала адское пламя в ее сердцах, и Минья не могла понять – никогда не поймет, – почему она не касалась Сарай. Почему она могла так легко отмахнуться от Резни? Минья процедила:
– Но в одном ты права. Все действительно изменилось. Нам больше не нужно ждать, пока они поднимутся. – Она кинула расчетливый взгляд на крылатое чудище, Разаласа. – Мы можем спуститься в город в любое время.
Спуститься в город.
Минья в Плаче.
Лазло с Сарай стояли плечом к плечу. Его рука согревала ее талию, и девушка почувствовала, как он вздрогнул, словно от разряда тока. Ее тоже будто пронзило от мысли о Минье в Плаче. Она видела, как все будет: неопрятная девочка с глазами, как панцири жуков, с армией призраков позади. Минья натравит их на собственных родных и близких, и каждая загубленная жизнь пополнит ряды солдат в ее армии. Кто сможет одолеть такую мощь? Тизерканцы сильные, но их мало, а призраков нельзя ни ранить, ни убить.