Муза саксофониста

Ледник Валерий Александрович

Над опорами моста, создавая проходные арки, вздымались две стеклянные башни, одна в форме гигантского рога, отсыл к сигнальным рожкам, использовавшимся в бою на Руси, и первому полоцкому князю – Рогволоду. Другая башня, круглая в основании, пересекалась 4 кольцами террас с кустарниками и заканчивалась согнутым толстым диском с торчащими вверх шарообразными лампами на бронзовых ножках. Её оригинальную форму инженеры взяли из Радзивиловской летописи: с изображения полоцкого князя Всеслава, переплывающего Днепр, скопировав корону Всеслава Брячиславича.

Тридцатиметровые башни являлись зеркальными, чтобы лучше сливаться с окружающим ландшафтом и меньше отвлекать внимание от размещавшегося

около них Софийского Собора. На северной башне, завершающейся диском, лампы на стержнях равномерно группировались в пять скоплений по три штуки вокруг вертолётной площадки. В Полоцке существовала легенда о том, что когда-то князь Всеслав Брячиславич заточил волхва и чародея Мантия в башне. Поэтому на изумрудном вертолёте Ми-38, блестящем над мостом, выделялась белая надпись «Мантий». Вертолёт напоминал стрекозу, севшую на экзотический цветок. Саму «корону» обвивали бронзовые накладки, подобно рисунку летописи.

Ни единожды я играл в башне «Корона» для посетителей здешнего ресторана.

Южная, рогообразная башня, основание которой закрывал плющ, заканчивалась прожектором, как в парижской Эйфелевой башне, вращающимся по кругу. В башне «Рог» располагалась гостиница «Торвальд Путешественник». Силуэты башен моста 23 воинов-гвардейцев издалека походили на огромный саксофон.

С северного входа на мост по направлению на монастырь бернардинцев приближающихся встречала пара чёрных бронзовых оскалившихся пантер, будто застывших в движении, высотой по 1,5 метра каждая. Они символизировали вермахт – грозного немецкого врага. С южного конца моста размещались две бронзовые фигуры солдат Красной армии, одна с винтовкой Мосина, а вторая с автоматом ППШ. Эти воины были ростом по 2,5 метра. За их распахнутыми шинелями в районе сердца у солдат сверкало квадратное окошко, в которым постоянно горела жёлтая лампочка, имитирующая мерцающее пламя. Между собором св. Анны и мостом 23 воинов-гвардейцев возвышался печально известный клуб «Вавилон» – зиккурат из металла и стекла, куда собиралась пойти Оля.

Здание клуба венчала освещённая каменная статуя крылатого пятиногого быка с человеческой головой – шеду, взирающая на Полоцк. Статуя осталась от древней ассирийской империи, где охраняла вход во дворец. По слухам, в Полоцк шеду попал из Багдада, после того, как там был разграблен Национальный музей Ирака.

Статуя имела тайну: тот, кто смотрел шеду в лицо в 12 часов ночи, лишался памяти. Первой жертвой крылатого быка стал купивший его пожилой директор «Вавилона» – Иван Александрович Воробей. Он вышел из клуба в 24.00, бросил взгляд на шеду и испуганно промолвил:

– Что у него с лицом? Какое странное сияние!

Это было последнее, что сказал Иван Воробей, затем он потерял сознание, а, очнувшись, лишился речи и памяти. Врачи констатировали у него инсульт. Следующим пострадавшим оказался двадцатилетний студент-экономист Полоцкого государственного университета Максим Кошкин. Он не поверил в эту историю, похвастался перед друзьями, что придёт к шеду ночью и ничего с ним не случится. Однако, рассматривая статую, Максим Кошкин на глазах однокурсников рухнул на асфальт и навсегда утратил связь с реальностью. Тогда милиция рекомендовала снять шеду со здания клуба, но новый директор «Вавилона» Сергей Катушка парировал:

– Крылатый бык обошёлся слишком дорого, чтобы его прятать. Да и весит он 21 тонну, спустить его не так-то просто. Лучше предупредите полочан через газеты, что смотреть на него в 12 ночи нельзя!

Шеду – дух-хранитель человеческой идентичности, будто крал у наблюдавших за ним эту идентичность, коей и так не хватало белорусам.

Кроме шеду клуб славился доступностью стриптиза,

женского и мужского. От гардероба к главному залу «Вавилона» вели «Дорога процессий» и «Ворота богини Иштар», сооружённые настолько похожими на настоящие, что учителя-искусствоведы и историки приводили в клуб школьников днём. Официантки перемещались по залу в нарядах, стилизованных под Древний Восток, и подавали напитки с блюдами в стеклянной и глиняной «вавилонской» посуде.

Стены главного зала «Вавилона» покрывала мозаика из стекла вперемешку с глиняными клинописными табличками, выкрашенными в разные цвета. А посередине клуба стояла каменная стела с высеченными на её поверхности клинописью законами Хаммурапи. Об эту стелу разбили бутылку шампанского при открытии «Вавилона».

Всё бы ничего, но в гардеробе клуба сидела суровая старушка, Елизавета Егоровна, отработавшая полжизни на полоцком заводе «Стекловолокно», тётка директора клуба. Она являлась также и уборщицей в «Вавилоне» и могла оскорбить посетителей, если считала, что они непристойно одеты, и даже выгнать гостей клуба из-за столиков, вплоть до швыряния в них тряпки, когда наступало «время убирать». Одна байка разносилась из уст в уста. Однажды в «Вавилоне» отдыхала какая-то важная делегация из Министерства по чрезвычайным ситуациям, здесь же присутствовали мэр города и представители университета с директором клуба Сергеем Михайловичем Катушком. Начальники изрядно выпили, и тут к ним в VIP-зал шагнула Елизавета Егоровна. Говорят, это выглядело, словно дворник подошла к мусорным бакам с котами. От остервенелого вида уборщицы все онемели.

– А ну, кыш отсюда, мне пора мыть пол! Не для того я молодость на таких, как вы, угробила, чтобы ещё и на пенсии ночами куковать. Вместо работы весь день гулянку устраивают, проституток только осталось позвать, – рявкнула Елизавета Егоровна и демонстративно вылила полведра под ноги гостям. Директор клуба стал белым, как полотно, и, повернувшись к опешившим делегатам, произнёс с паникой в голосе:

– Извините, но нам действительно нужно перейти в другой зал!

Елизавета Егоровна Гутяк очень любила Экологический центр, и я был хорошо с ней знаком.

Итак, в вечер перед крушением наших отношений, Оля впервые посетила клуб «Вавилон», и на её компанию обратил внимание сам директор Сергей Катушка. В городе все его знали как состоятельного человека, путающегося с криминалом, ходили слухи о сбыте в клубе наркотиков и путанах. Сергей Катушка был старше Оли на восемь лет, высокий и широкоплечий, полный, зеленоглазый брюнет – он казался ей обходительным, остроумным и весёлым. Налив всей компании выпить, Сергей распахнул для девушек двери в зал клуба, где размещалась выставка живописи художницы из Полоцка Анны Галкиной, давно перебравшейся в Испанию. Слово за слово Оля призналась, что неплохо владеет испанским языком. Тогда Сергей Катушка достал фотографии своей виллы в Испании, в городке Лорет-де-Мар. У него там также была яхта, и со временем Сергей Катушка собирался поселиться в Лорет-де-Мар навсегда.

Очаровать Олю было не так просто, но кто-то в клубе порезал её сумку и украл из неё кошелёк. Оля имела неосторожность рассказать об этом директору, и Сергей Катушка обещал ей завтра же найти и завезти Оле кошелёк на работу. Он через подручных быстро выведал всё обо мне, и, видимо, решил, что я не опасен.

Утром директор клуба приехал к Оле в аптеку в шикарном зелёном костюме с её кошельком, а ещё розовой женской сумкой Louis Vuitton и букетом в 35 алых роз. Когда Оля спросила, как она может его отблагодарить, Сергей пригласил её в полоцкий ресторан «Парус» на берег Двины, где играли музыканты, а, главное, рядом не было Елизаветы Егоровны.