Музей богов
Шрифт:
— Добрый вечер, уважаемый, — обратился я к стоявшему за прилавком владельцу лавки. — Ничего интересненького для меня сейчас нет?
— Добрый, — скрипучим голосом охотно ответил стоящий за прилавком. — Давненько вас не видно, давненько сюда не заходили. Отчего ж не быть? Есть, конечно. Кое-что имеется… смотря что полагать интересным.
Я промолчал и принялся разглядывать темноватые витрины у стены за прилавком. По-моему их содержимое не менялось годами. Все тот же никому не нужный пыльный хлам. Растрепанное чучело белой совы; явно тяжелый, треснувший канделябр потемневшей бронзы; современное подарочное издание «Геральдика» — толстая, крупноформатная подержанная книга безумной цены; старый и пожелтевший от времени советский радиоприемник «Спидола»; чучело серой вороны, в
— Что-нибудь, э-э-э… конкретное желаете? — переспросил продавец.
— Ничего для меня нет? — повторил я. — Может, привезли что-нибудь новенькое?
— Ну, э-э-э… новенькое у нас всегда имеется, — проскрипел человек за прилавком. — Но ведь вы же всегда раньше предпочитали редкие вещи? Эксклюзив, так сказать. Не изменили пристрастия?
Я раньше действительно приобретал тут исключительно «редкие вещи». Старинные бутылки непрозрачного стекла с непонятным содержимым, красиво запечатанные сургучом или природным битумом; древние артефакты, смысл которых так никогда и не стал ясен продающим их людям; ветхие манускрипты, антикварные книги, свитки; старые украшения, амулеты и многое, многое другое, о чем сейчас и не расскажешь. Магазинчик был таким маленьким, что там с великим трудом развернулись бы несколько человек. Сегодня, как и в прочие разы, иные покупатели отсутствовали. Временами мне даже казалось, что маленькая лавка выживает исключительно за мой счет. Меня же самого хозяин в упор не узнавал. Вернее, делал вид, что не узнавал. Разговаривал как с обычным посетителем, который «давненько» не заходил, но, в общем-то, знаком плохо и исключительно «мордально». Когда-то давно, в «прошлой жизни», мы были очень хорошими приятелями. Почти друзьями, но жестокое время скверные ситуации и стечения отвратительных обстоятельств превратили нас в незнакомых друг другу людей. Оно и к лучшему — сейчас, при моей мизантропии и склонности к осознанному одиночеству старые связи вообще ни к чему. А новые знакомства если и приходится заводить, то исключительно по делу и то в силу суровой необходимости.
Кто сказал, что нельзя будить призраков прошлого? Кто-то из великих.
Нынешний владелец не слишком-то доходного бизнеса некогда числился блондином, но поседел, полысел, отпустил живот и выглядел значительно старше своих лет. Теперь только старинные знакомые могли опознать в этом погрузневшем и постаревшем человеке прежнего — веселого, остроумного барда, некогда гордость своего факультета, неизменного участника самодеятельных концертов, шумных университетских вечеринок и веселых молодежных безобразий. В ту героическую пору у стоявшего передо мной торговца было студенческое погоняло — «Гастропода». По названию ползающих по грунту брюхоногих моллюсков. Сей кликухой мой приятель обзавелся благодаря необычной внешности, смолоду скрипучему голосу и неестественной приверженности к коллекционированию неаппетитных артефактов. Увлечению, позднее ставшему профессией.
— Эксклюзив, говорите? — наконец, среагировал я. — Разрешите полюбопытствовать?
— Отчего ж не разрешить? Вот, извольте.
И на прилавке с невероятной скоростью возник ряд предметов. Крупный, величиной с кулак, правильный кристалл темно-вишневого, почти черного, граната-альмандина. Дикий кусок янтаря габаритами с мой ботинок и черный шар размером с хороший грейпфрут. Этот последний и привлек мое
— Можно потрогать?
— Ничего не имею против, — удивительно легко согласился продавец, — только не перемещайте и не поднимайте с прилавка.
Для порядка прикоснувшись средним пальцем правой руки к янтарю и кристаллу, я занялся шаром. Он был настолько черен, что вообще не отражал света. Он казался тщательно покрытым сажей, но пальца не пачкал, более того, к нему вообще не приставало ничего лишнего. Мои не слишком-то чистые после поездки сквозь город потные руки не оставляли на поверхности шара следов. Вообще никаких. Пресловутых отпечатков, столь горячо любимых криминалистами, разглядеть так и не удалось, несмотря на значительные усилия.
— Это сколько стоит? — небрежным жестом указал я на шар после того, как прекратил его трогать.
— Если гранат, — не стал уточнять продавец, — то сто фунтов по курсу, янтарь — ровно впятеро дороже, а шар — пятьсот соверенов.
Я чуть не подавился очередным вопросом:
— Чего?.. Сколько?
— Сколько и чего слышали, — грубовато ответил хозяин-продавец. — Еще вопросы?
— А нельзя ли…
— Нельзя, — с плохо скрываемым торжеством перебил торговец.
— Именно соверенов? — в слабой надежде переспросил я.
— Именно, — с явной радостью в голосе кивнул хозяин, и ядовито спросил: — Будете брать?
— Нет уж, пока воздержусь, — холодно отказался я с ироничной усмешкой. — Как-нибудь в другой раз.
— Другого раза может и не быть, — вполне предсказуемо откликнулся продавец, откровенно наслаждаясь моей реакцией. — А цены у меня вполне либеральны, стабильны, да и торговаться бессмысленно, сами знаете.
— Знаю, — кивнул я, — но надо же было еще раз убедиться? Мало ли что.
На сей раз торговец промолчал. Уговаривать, а тем более торговаться, здесь было абсолютно бессмысленно. Если сказано пятьсот соверенов, значит, или плати именно пятьсот золотых монет с профилем британской царствующей особы, (а не фунтов и не долларов, хоть бы и эквивалентно по курсу), или уходи, или покупай что-нибудь другое. Но пятьсот соверенов… Это сколько ж теперь в повседневных деньгах? Проведя в уме несложные арифметические расчеты, я загрустил. Получилась такая несусветная сумма, что возникли сомнения в душевном здоровье хозяина.
Тогда я достал фотоаппарат-«мыльницу», навел на шар и принялся выбирать более удобный ракурс. В этот момент хозяин за стойкой запротестовал:
— Э-э-э… фотографировать запрещается.
— Да ладно.
— Уберите свой аппарат, — владелец скрипучего голоса был неумолимо тверд и упорно называл меня «на вы».
Чисто для вида я еще немного поприпирался, покочевряжился, а потом с напускной неохотой убрал «мыльницу» в рюкзачок. Снимок и так был готов, причем бесшумно — не зря же отключал все звуковые и световые сигналы у этого «фотика».
— Тогда удачного бизнеса и успехов в труде, — сказал я и, не услышав ответных реплик, быстро покинул магазинчик.
Ругаясь внутри себя на жадного торговца, я шел и думал. Он что, в чем-то все-таки разобрался? Раскопал какие-то сведения? О чем-то узнал? Но как? А может, все значительно проще — его кто-нибудь предупредил? Да, я теперь снова как бы коллекционер. Опять собиратель артефактов. Пятьсот соверенов, черт побери. Даже современный соверен стоит долларов двести, не меньше. Умножая на пятьсот, получаем сто тысяч баксов. Это уж как-то чересчур.
Я вышел на улицу и с удивлением заметил, что сумерки уже миновали, наступила темная часть вечера.
Полный облом. Как неприятно.
Заниматься этим странным делом — собиранием артефактов прошлого — я перестал сравнительно давно. Просто жизнь заставила прекратить коллекционировать такие вот интересности. Штук несколько у меня, правда, застряло, — осталось после прежних лет. Да и представления о действии подобных предметов имелись. Сам видел. Довелось плотно пообщаться с тем малым числом избранных, что на полном серьезе полагают себя колунами. Наблюдал их работу, и даже попросил обучить нескольким несложным фокусам. А поскольку давно уже живу один, и никто мне не указ, могу творить все, что душа пожелает, лишь бы соседи не очень жаловались.