Музей как лицо эпохи. Сборник статей и интервью, опубликованных в научно-популярном журнале «Знание – сила»
Шрифт:
О вахте, сколко бывает у послов на дворе, для чести их посолской, стрелцов.
Как бывают Цесарские, Полские, Аглинские, Датцкие, Туретцкие и Персидцкие послы, и какова кому честь и приниманье бывает.
О Крымских, и Нагайских, и Калмытцких послех…
И так далее и так далее…
Сочинение получилось длинным, а жизнь Котошихина на чужбине до смешного короткой.
Причина смерти Котошихина очевидна и подтверждается следующим документом, составленным 12 сентября 1667 года:
«Поелику русский подьячий Иван Александрович Селецкий, называющий себя также Григорием Карповичем Котошихиным, сознался в том, что он 25 августа в пьяном виде заколол… своего хозяина Даниила
Однако обстоятельства самого преступления вызывают много вопросов.
С одной стороны, все понятно: «приударил» Котошихин, у которого в Московии навсегда осталась жена, за молоденькой хозяйкой. Хозяин, понятное дело, приревновал. Оба выпили, подрались, и в драке Котошихин ударил этого Анастазиуса ножом. Тот, промучившись две недели, умер. После чего, само собой разумеется, как и полагается по шведским законам – суд и смертный приговор.
Где-то в начале ноября (точная дата не установлена) 1667 года Котошихина повесили.
А вот с другой стороны… Время было на Московии уже не прежнее, расслабленное да благолепное. В царствование Алексея Михайловича начинается интенсивное усиление централизованной власти. Утверждается герб. А вместе с гербом и Приказ Тайных дел, подчинявшийся только царю и пристально надзиравший за ВСЕМИ государственными учреждениями. Разведка, контрразведка, шифровальная служба (по-тогдашнему – «тарабарская грамота»), охрана царя, его семьи, его сановников.
На эту службу брали самых способных, проверенных подьячих со всех других приказов. Они проходили специальное обучение (что-то вроде разведывательной школы, при Спасском монастыре). Им хорошо платили.
Была и целая служба по работе с перебежчиками. То есть, если человек, совершивший преступление, например, или сильно задолжавший, бежал в Литву или в Польшу, или еще куда-то и пожил там, то его всячески пытались «обработать» московские эмиссары, чтобы вернуть на родину. Дома от него требовали только «слив» разнообразной информации о странах, по которым он «побегал», за что московское государство обещало простить преступнику его преступление, должнику – долги, а крепостному – давало свободу. Если возвращенец был «пустой», а именно ничего толкового сообщить не мог, то и тогда его награждали. И ни разу никого не обманули!
Но не обманывал Кремль и невозвращенцев. Особенно таких, кто бежал не от преследований на родине, не от приговора или долгов, а предал сознательно. Кто сообщал информацию о Московии, гордившейся тогда своей «закрытостью» для мира, ее иностранным недругам. Им выносился на родине смертный приговор. А поскольку на то был царский указ, то он должен был быть приведен в исполнение. В любом месте. Любыми средствами.
Котошихин был первым, на чьем примере русское государство дало всем понять – век у шпиона из Московии отныне будет оч-чень коротким! Чтобы другим неповадно было!
А дальше, как говорится – дело техники. Подпоить, спровоцировать пьяную драку с поножовщиной…
И каков замысел – казнить изменника посредством правосудия той страны, в пользу которой он совершил свою измену!
Еще одно обстоятельство – в назидание потомкам: по чьему-то (?) указанию тело «шпиона Котосикни» не было захоронено. Оно подверглось анатомированию, затем его кости были нанизаны на медные проволоки, и вся «конструкция» выставлена на всеобщее обозрение в музее Университета в Упсале.
Таким образом, формула Котосикни получается следующей:
Комплекс недооцененности + алчность + беспринципность + случай = измена. Здесь все кажется
А с другой стороны… Разве дурное дело не породило нечто важное и очень ценное? Конечно, встав на путь измены, Котошихин продолжал изменять, срывая пелену секретности со своей бывшей родины, помогая тем самым ее врагам, но при этом разве не открыл он это государство для исследователей будущих времен?!
Государство Алексея Михайловича жестоко покарало «шпиона Котосикни».
А он увековечил это государство для потомков!
Разве не парадокс?!
Галина Шуцкая. Очень яркое время
Что можно разглядеть из нашего далека в межвременное окно, которое распахивают перед своими посетителями древние палаты на Варварке? Об этом нашему корреспонденту Игорю Харичеву рассказывает заведующая музеем «Палаты бояр Романовых» Галина Константиновна Щуцкая.
– Галина Константиновна, какой была повседневная жизнь во времена первых Романовых?
– Образ жизни почти у всех русских людей в патриархальное допетровское время был одинаков. И цари, и бояре, и князья, о простом люде и говорить нечего, рано вставали и очень рано ложились – по световому дню. До середины XVII века время на Руси исчисляли по солнцу. Летом солнце встает в 4 часа – говорили, что это первый час дня, 5 часов – второй час дня и так далее. Этому есть подтверждение в источниках. В середине XVII века, при Михаиле Федоровиче и особенно при Алексее Михайловиче в домах русских людей появляются первые часы. У нас в музее в трапезной, на самой вершине поставца, стоят часы, сделанные в Германии в 1592 году (на них есть дата). Кстати, первым, кто увлекся собиранием разнообразных часов, был царь Михаил Федорович. А часы были и настольные, и в горках, и настенные, и зипунные, то есть карманные. У Михаила Федоровича даже была специальная комната в Кремле, где он дер жал часы.
В середине XVI века в России появились стрелецкие полки – первый прообраз регулярной русской армии. Стрельцы были вооружены мушкетами, правда, скорострельность их была небольшая. Каждый боярин, выступая со своим отрядом, должен был иметь свой знак – «прапор». В музее сделана научная реконструкция прапора последнего боярина из рода Романовых – Никиты Ивановича.
Согласно «Уложению о службе» 1556 года боярин должен был выходить на службу «конен, люден и оружен», то есть, быть на коне и вооружить свою челядь, причем за свои деньги. Боярин был служилым человеком и получал жалованье. (Кроме этого, он получал доход от своих вотчин и кормлений.) Размер жалованья мы знаем из документов XVII века: в середине века бояре получали от 300 до 500 рублей в год, не считая дохода от вотчин и кормлений. Это были большие деньги. Пуд пшеницы и пуд ржи стоили около рубля. Хороший жирный гусь – 12 копеек. При Алексее Михайловиче печатный букварь можно было купить за 1 копейку. Но привозные вещи – пряности, вино – стоили дорого. Например, бочка фряжского (итальянского) вина стоила 25–30 рублей, а то и больше. Священник получал 5–7 рублей годового жалованья. Стрельцы – 6 рублей в год. Кстати, это была одна из причин их восстания при Петре I – выступали не только за Софью, но и по причине малого жалованья и кормления. А бояре не бедствовали. К концу XVII века, до Петра, оклады у некоторых бояр доходили до 800 рублей годовых. Устраивая пиры, боярин мог позволить себе все. Пиры были на славу и длились по нескольку дней.