Музей моих тайн
Шрифт:
— Она обещает теперь писать, — сказал Эдмунд.
Выяснилось, что Лилиан замужем за неким Питом Доннером и живет на ферме в прериях и что у Эдмунда есть «малой» брат по имени Натан.
— Натан? — подозрительно переспросил Фрэнк. — Это ведь еврейское имя?
— Не могу сказать, сэр, — засмеялся Эдмунд.
В десять часов он собрался уходить:
— Не могу же я пропустить подвоз обратно до базы, э?
Все обратили внимание, что его «э?» было канадское, а не йоркширское. На самом деле ему в эту ночь не надо было возвращаться на базу, он договорился с маленькой симпатичной ирландской медсестрой встретиться в кафе «У Бетти», но не хотел сообщать об этом английским родственникам. Он пообещал вернуться и навестить их,
В ту ночь Банти и Бетти долго шептались про Эдмунда. Бетти заявила, что выйдет за него замуж, но Банти сомневалась — он так смотрит, будто видит людей насквозь: заглядывает тебе в душу смеющимися голубыми глазами и решает, что там, по сути, и нет ничего. Банти он напоминал льва — огромного, бархатного, золотого.
— Какие, по-твоему, у него глаза? — спросила Бетти. — Как море? Как небо?
— Как незабудки, — сказала Банти, представив себе блюдце, из которого кормили Тотти, с выцветшими голубыми незабудочками и стершейся золотой каемкой.
Сестры заснули, думая об Эдмунде, — счастливые, что теперь у них есть образ, на который можно цеплять все романтические чувства. К несчастью, Эдмунд так и не вернулся: его сбили на следующем же боевом вылете.
— Чертовски не повезло, — сказал Тед, но все были слишком расстроены, чтобы отругать его за плохое слово.
Кому действительно чертовски не повезло, так это Фрэнку. Как-то в декабре он возвращался домой и решил срезать путь через длинный узкий проулок с высокими кирпичными стенами по обеим сторонам. Как только Фрэнк вошел в проулок, завыла сирена, так что он ускорил шаг, но быстро запыхался — он не говорил об этом Нелл, но у него в последнее время моторчик пошаливал. Тут его начало охватывать чрезвычайно странное чувство: идя по проулку, он словно вернулся на много лет назад, на фронтовую полосу ничейной земли в первый день битвы на Сомме, и не успел он оглянуться, как им завладели те же старые страхи. Фрэнк схватился за сердце — ему предстоит умереть! — и произнес вслух: «Боже, дай мне увидеть заранее», как много лет назад в окопах. Он пожалел о том, что отдал счастливую кроличью лапку Клиффорду.
Он прошел примерно полпути по проулку, когда услышал скулящий звук неисправного мотора, совсем низко над головой. И вдруг увидел в узкой ленте неба над проулком самолет — тот летел чудовищно низко, испуская хвост маслянистого черного дыма из одного двигателя, но к этому моменту самолет уже сбросил бомбу, которая окутала Фрэнка одной последней ослепительной вспышкой света. А не повезло ему потому, что целился самолет, конечно же, не в него. Экипаж «хейнкеля» промахнулся по цели (сортировочной станции) и решил, что до аварийной посадки лучше на всякий случай избавиться от бомб. Но самолет сбили раньше, чем он успел сесть, и относительно целые тела членов экипажа похоронили на кладбище. Фрэнка тоже там похоронили, хотя похоронных дел мастеру пришлось кое-как собирать его тело из кусков.
Вот теперь Банти была действительно по горло сыта войной. Еще хуже стало с прибытием Бэбс: дом на Бертон-Стоун-лейн разбомбили, и Бэбс вернулась под родительский кров, уже привыкнув делать все по-своему. Впрочем, общую картину несколько улучшило знакомство с американцем по имени Бак, расквартированным в Гримсби. Банти познакомилась с ним на танцах — они с Ви постоянно ходили на танцы в бальные залы «Де Грея» и «Клифтон» и стали завсегдатаями кафе «У Бетти», которое, как шутила Банти, не имело никакого отношения к ее сестре Бетти. (Это была единственная шутка в репертуаре Банти.) У всех солдат, расквартированных в Йорке, считалось обязательным нацарапать свое имя на зеркале в кафе «У Бетти», и Банти горячо жалела Эдмунда, потому что
И все же дела, кажется, пошли на лад — за Банти ухаживал Бак, большой, похожий на медведя сержант из Канзаса, а Ви отхватила себе канадского радиста. За Бетти, которой было всего семнадцать лет, тоже ухаживал канадец, и она проводила много времени в Элвингтоне у дяди Тома и тети Мейбл: ее канадец (Уилл) служил на Элвингтонской авиабазе. Нельзя сказать, что Бак был воплощением всех грез Банти, но по крайней мере он в отличие от Блонди был хорош собой, хоть и не сногсшибательный красавец. Каждый раз, когда между ними начинали проскакивать искры, он ужасно смущался и говорил что-нибудь вроде «ой, блин». Он оказался твердокаменным баптистом, взращенным матерью-вдовой, которая вложила в него хорошие манеры и уважение к женщинам. В конце концов после долгих эканий и меканий он попросил Банти стать его женой и обвязал ей палец ниткой.
— Когда я привезу тебя домой к матушке, то куплю тебе настоящее дорогое кольцо, — сказал он, и на Лоутер-стрит устроили небольшое, но приятное чаепитие, чтобы отпраздновать помолвку.
Вскоре после этого ему оторвало ногу при дурацких обстоятельствах.
— Эти американцы, они на что угодно пойдут ради ржачки, — прокомментировал Клиффорд, и Бетти ахнула, а Банти треснула Клиффорда так, что ей самой стало больно.
Клиффорд пришел домой в отпуск, но, к счастью, его дом был уже не на Лоутер-стрит, потому что он женился на девушке по имени Глэдис, которая раньше служила в женском вспомогательном корпусе, а теперь была очень сильно беременна их первым и единственным ребенком. Бака отправили домой к «матушке», и он обещал, что вызовет малютку Банти к себе, но так и не вызвал.
С Джорджем Банти познакомилась ближе к концу 1944 года; он был капралом продовольственной службы, и его часть стояла в Катерике. Он как-то беспорядочно ухаживал за Банти, и перед самым концом войны они обручились. Банти не была уверена, стоит ли идти за Джорджа, но война шла к концу, возможности иссякали, и монетки, подброшенные в воздух, падали обратно с лязгом, ложась в скучные, вполне предсказуемые позиции.
Только не для Бетти; она объявила, что едет в Ванкувер. Бетти и Банти нашли в атласе карту Канады, чтобы посмотреть, где будет жить Бетти. Но обе знали, что Бетти на самом деле едет не в Канаду, а в новую жизнь.
— И ты тоже, Банти, — сказала Бетти, коснувшись ее обручального кольца, но Банти сама в это не верила.
Клиффорд демобилизовался целый и невредимый, благодаря кроличьей лапке, а под влиянием Глэдис стал чуть более приятным человеком. Кроличью лапку он подарил Банти в день ее свадьбы, решив, что с таким мужем, как Джордж, удача ей очень сильно понадобится. Бэбс и Сидней ждали с появлением детей до 1948 года и только тогда родили близнецов, Дейзи и Розу.
Бетти, военная невеста, развелась с мужем через двадцать лет, но осталась в Ванкувере и приехала в гости в Англию только один раз, в 1975 году. Как она потом доложила своей дочери Хоуп, одного раза вполне достаточно, хотя повидаться с Банти было приятно.
И лишь через много лет после войны Банти узнала, что случилось с миссис Картер и мистером Саймоном. Парикмахер ошибался — они были в доме, когда магазин и квартиру разбомбили. После бомбежки они отправились в Лидс к сестре миссис Картер и уже не вернулись в Йорк. В жутко холодную зиму 1947 года, когда сестра миссис Картер поехала к дочери в Ньюкасл и там застряла, они отравились газом в ее кухоньке. У мистера Саймона, который в войну натерпелся из-за своего акцента, сын погиб в Дахау (Банти очень удивилась, потому что мистер Саймон ни единого разу не упомянул о сыне), а миссис Картер, конечно, сына уже потеряла, так что Банти где-то понимала, почему они так поступили, но все же об этом жалела.