Музей невинности

Памук Орхан

— Почему?

Сначала она привела какие-то пустые отговорки. «Почему в газетах нет некролога? Почему они торопятся? Почему похороны начинаются не из мечети Тешвикие? Это неправильно, — говорила она. — Все похороны наших знакомых всегда проходили в Тешвикие». Она искренно переживала из-за Несибе, с которой они некогда дружили и вместе шили, смеялись, болтали, проводили время. Но, поняв, что я настаиваю и занервничал, мать рассердилась.

— Знаешь, почему я не пойду на эти похороны, сынок? — сердито спросила она. — Потому что если я пойду туда, ты женишься на этой девушке.

— Откуда ты знаешь? Она замужем.

— Знаю. Я обижу Несибе. Но, сынок, я смотрю на

то, что происходит, уже много лет. Если ты будешь упорствовать, если собираешься жениться на ней, все кончится плохо. Неприлично.

— Матушка, какая разница, что болтают?

— Нет-нет, не пойми меня неправильно, — твердо сказала мать. С серьезным видом она отложила на поднос нож в сливочном масле и поджаренный хлеб, внимательно посмотрев мне в глаза: — Конечно же, в конце концов совершенно неважно, что говорят другие. Важно, чтобы наши чувства были настоящими, истинными. Вот я против чего, сынок. Ты полюбил эту женщину... Это хорошо. Но любит ли она тебя? Что изменилось за восемь лет? Почему она до сих пор не бросила мужа?

— Теперь бросит, знаю, — упрямился я.

— Знаешь, твой покойный отец тоже питал страсть к женщине, по возрасту годившейся ему в дочери. Он тоже увлекся... Квартиры ей покупал. Но все скрывал, никогда не позорил себя так, как ты. Даже самые близкие его друзья ни о чем не знали... — В это время в комнату вошла Фатьма-ханым. — Фатьма, мы тут разговариваем. — Та тут же вышла и закрыла за собой дверь. — Ваш покойный отец был сильным, умным, порядочным и благовоспитанным человеком, но даже ему были свойственны страсти и слабости, — продолжала мать. — Много лет назад ты попросил у меня ключи от «Дома милосердия» , и я тебе дала их, хотя, зная, что у тебя есть отцовские черты, предупреждала: «Будь осторожен». Предупреждала? Предупреждала. Сынок, ты меня, разумеется, не послушал. Скажешь, все это твоя вина, Несибе тут ни при чем? Но я никогда не прощу Несибе за то, что они с дочкой уже десять лет заставляют тебя терпеть эту пытку.

Я не стал её поправлять — не десять, а восемь. «Хорошо, мама. Я скажу им что-нибудь».

— Сынок, ты не будешь счастлив с этой девушкой. Если бы мог быть с ней счастливым, уже бы это случилось. Я и против того, чтобы ты ходил на эти похороны.

Однако слова матери убеждали как раз в обратном: не в том, что я погубил свою жизнь, а в том, что скоро буду счастлив с Фюсун. Поэтому нисколько не рассердился на мать, слушал её даже с улыбкой и хотел как можно скорее вернуться к Кескинам.

Мать, заметив, что её слова никак не влияют на меня, окончательно рассердилась. «В стране, где мужчины и женщины не могут свободно встречаться, разговаривать и дружить, никакой любви быть не может, — она говорила почти гневно. — И знаешь почему? Потому что как только мужчина видит свободную женщину, он не смотрит, плохая ли она или хорошая, красивая или нет, а сразу набрасывается на неё, как дикое голодное животное. Здесь все привыкли так жить. А потом называют это любовью. Разве в таком месте может существовать любовь? Не обманывай себя».

Матери все же удалось меня разозлить. «Все понятно, мама, — отрезал я. — Мне пора».

— На похоронный намаз в квартальную мечеть женщинам ходить не принято, — сказала она, будто это было главным.

Два часа спустя туман рассеялся, община расходилась с намаза из мечети Фирюз-ага, среди выражавших соболезнования тете Несибе были и женщины. Среди них хозяйка закрывшегося бутика «Шанзелизе» Шенай-ханым и Джеида. Со мной в тот момент стоял Феридун в вычурных черных очках.

В последующие дни я приходил в Чукурджуму рано вечером. Но теперь в доме, за столом, испытывал крайнее

неудобство. Казалось, со смертью Тарык-бея проявилась надуманность наших отношений и тяжесть ситуации. Тарык-бею лучше нас всех удавалось не замечать, что происходит, именно он искуснее всех притворялся. А сейчас, когда его не стало, у нас не получалось быть естественными, мы не могли вернуться к тому полунаигранному, полуискреннему покою, который держался восемь лет.

75 Кондитерская «Жемчужина»

В апрельский дождливый день я, поболтав дома с матерью, около полудня пришел в «Сат-Сат». Там меня застал звонок тети Несибе. Она сказала, чтобы я пока перестал у них бывать, потому что в квартале поползли неприятные сплетни; обо всем по телефону не расскажешь, но у неё для меня есть хорошая новость. Моя секретарша Зейнеб-ханым слушала наш разговор из соседней комнаты. Мне не хотелось показывать, что слова тети взбудоражили мое любопытство, и я не спросил, что случилось.

Через день, тоже утром, тетя Несибе пришла в «Сат-Сат». Хотя за восемь лет я провел с ней много времени, настолько было непривычно видеть её у себя в кабинете, что я сначала даже не узнал её, приняв за покупательницу продукции компании с окраин или из глухой провинции, прибывшую в Стамбул, чтобы поменять бракованный товар или получить в подарок фирменный календарь или пепельницу, но по ошибке попавшую в офис руководства.

Зато Зейнеб-ханым сразу поняла, что за посетительница пришла ко мне. Она спросила, налить ли нам растворимого кофе, но тетя Несибе попросила: «Если можешь, свари мне по-турецки, дочка».

Я закрыл дверь, разделявшую наши комнаты. Тетя Несибе, сев в кресло перед моим столом, пристально посмотрела мне в глаза.

— Все разрешилось, — произнесла она с таким видом, будто не сообщала радостную новость, а говорила о какой-то повседневной проблеме. — Фюсун с Феридуном разводятся. Если ты оставишь «Лимон-фильм» ему, то дело разрешится по-мирному. Фюсун этого тоже хочет. Но сначала вы должны поговорить.

— Я с Феридуном?

— Нет, ты с Фюсун.

Понаблюдав, как мое лицо светлеет от радости, она закурила, села, закинув ногу на ногу, и с удовольствием обо всем мне рассказала. Два дня назад, вечером, Феридун явился домой, он был немного пьян, с Папатьей они расстались, он просился обратно к Фюсун, но та его, конечно, видеть не захотела. Разгорелась ссора, к сожалению дошедшая до криков, которые слышали все соседи. Было очень стыдно. Тетя Несибе именно поэтому и просила меня не приходить... Потом Феридун позвонил, они с тетей встретились в Бейоглу. Супруги решили развестись.

— Я сменила замок на нижней двери, — сказала тетя. — Теперь наш дом — больше не дом для Феридуна.

Воцарилось молчание. Мне казалось, пропал не только шум автобусов, проезжающих мимо «Сат-Сата», целый мир погрузился в тишину. Увидев, что я застыл, как зачарованный, с сигаретой в руке, тетя Несибе заново повторила всю историю, теперь уже с подробностями.

— Я, правда, этого парня никогда не осуждала, — она произнесла это с таким видом, будто и не сомневалась, что рано или поздно дело окончится именно так. — Он, конечно, добрый, но слабовольный... Какая мать пожелает своей дочери этакого мужа... — Она немного помолчала. Я ждал, что следующая фраза будет: «У нас, правда, не было выбора», но она сказала совершенно другое: — Мне ведь это все хорошо знакомо. В этой стране очень сложно быть красивой женщиной, сложнее даже, чем быть красивой девушкой... Ты, Кемаль, сам знаешь, что мужчины обычно делают гадости женщинам, которых не смогли заполучить, а Феридун от всех гадостей Фюсун защитил.