Музей невинности
Шрифт:
— Вы неправильно поняли Кемаля, — пыталась сгладить мои слова Сибель.
— Совсем недавно некоторые нехорошие люди говорили о вашей помолвке: «Там будет весь контрабандный алкоголь Стамбула». Стране не хватает валюты, нет средств, чтобы купить мазут, чтобы работали наши фабрики! Некоторые из зависти к вашему богатству могут пожелать очернить столь прекрасный вечер, написав в газетах: «Откуда взялось столько контрабанды?», Кемаль-бей... Если вы будете обижать других так же, как меня, поверьте, напишут еще хуже... Но я — нет! Обещаю никогда не расстраивать вас! Клянусь прямо сейчас забыть ваши грубые слова навсегда! Ведь турецкая пресса — это свобода. Но взамен вы, пожалуйста, ответьте искренне на один мой вопрос.
— Конечно, Сюрейя-бей.
— Только что вы оба, вы и ваша невеста, горячо обсуждали
— Мы беспокоились, понравилась ли гостям еда, — ответил я.
— Сибель-ханым, — заулыбался Белая Гвоздика. — У меня для вас отличная новость! Ваш будущий муж совершенно не умеет врать!
— Кемаль очень мягкий человек, — снова деликатно подправила ситуацию Сибель. — Мы говорили вот о чем: кто знает, сколько людей здесь страдает сейчас от любви, от страсти и просто от сексуальных проблем.
— Д-а-а, — задумчиво протянул толстяк. Прозвучало новомодное слово «секс», и газетчик на мгновение задумался, так как не мог решить, как ему отнестись к услышанному: сделать вид, что получил чье-то скандальное признание, или изобразить понимание глубины человеческих страданий. Потом он выкрутился: — Вам, молодым и современным людям, эти страдания, разумеется, чужды. — Он произнес все слова ровным тоном, без какой-либо насмешки, как опытный журналист, который знает, что в непростых ситуациях лучше задобрить собеседника похвалами. И принялся рассказывать, с таким видом, будто переживал за всех присутствующих, у кого из гостей безответно влюблена дочь: кто из присутствующих девушек вел себя слишком свободно и не принят в хорошие семьи; кто из матерей мечтает выдать дочь и за какого богатого и жадного до развлечений юнца; кто из охламонов-наследников в кого влюблен, хотя уже обручен. Мы с Сибель веселились, слушая его, а Белая Гвоздика, видя это, сыпал именами с еще большим задором. Он прибавил, что все эти позорные тайны всплывут, когда начнутся танцы, но тут подошла моя мать и упрекнула, что я и Сибель ведем себя неприлично — на нас все смотрят и хотят сказать добрые слова, а мы уселись рядом с грязными тарелками и заняты чем-то своим. Она все твердила, что так вести себя не подобает, и отправила нас за наш стол.
Как только я сел на свое место рядом с Беррин, образ Фюсун засиял у меня перед глазами с новой силой, будто кто-то воткнул вилку в розетку. Но на сей раз он не причинял мне боли, а, наоборот, дарил радость и озарял собой не только этот вечер, но и всю мою будущую жизнь. На мгновение я признался себе, что поступаю точно так же, как те мужчины, которые при женах изображают счастливую семейную жизнь, хотя на самом деле источником счастья для них являются их тайные любовницы, и вдруг осознал, как ловко изображаю преисполненного счастья из-за помолвки с Сибель.
Поговорив немного с обозревателем светской хроники, мать вернулась за стол. «Ради Аллаха, будьте осторожны с этими газетчиками, — предупредила она. — Они напишут любую ложь, любые гадости. А потом будут угрозами требовать от отца давать больше рекламы. Теперь вставайте, пора начинать танцы. Все только вас ждут. Оркестр уже давно играет».
Мы танцевали с Сибель под музыку «Серебряных листьев». Все гости, как один, затаив дыхание, смотрели на нас, что придавало нашему танцу наигранную искренность и задушевность. Сибель положила руку мне на плечо, будто обнимая меня, а голову чуть прижала к моей груди, словно мы были где-нибудь на дискотеке, в темном уголке, и что-то все время с улыбкой мне говорила. Когда мы совершали разворот, из-за её плеча я оглядывал тех, кого она упоминала, например официанта, с улыбкой и полным подносом в руках любовавшегося нашим танцем, или её мать со слезами на глазах следившую за нами, или забавную женщину с прической, напоминавшей воронье гнездо, Мехмеда с Нурджихан, которые, пока мы танцевали, окончательно отвернулись друг от друга, или старого, девяностолетнего фабриканта, разбогатевшего еще в Первую мировую войну, который ел с помощью специального слуги в длинном тонком галстуке; но на дальние столы, туда, где сидела Фюсун, я не смотрел. Пока Сибель остроумно комментировала происходящее, я думал только о том, как было бы хорошо, если бы Фюсун нас не видела.
Тем временем грянули аплодисменты, но длились они недолго, и мы продолжили танцевать.
— Вы очень красиво танцевали, хорошо смотритесь друг с другом, — похвалила Беррин.
Фюсун пока не было среди танцующих. Сибель так расстроилась, что у Нурджихан с Мехмедом ничего не получается, что попросила меня вмешаться. «Скажи ему, пусть немного попристает к ней», — попросила она, но я не стал. Беррин вмешалась в разговор и шепотом прокомментировала, что насильно ничего хорошего не выйдет, что она следит за происходящим со своего места и что они оба выглядят слишком гордыми и избалованными, дело тут не только в Мехмеде, и если они не понравились друг другу, не стоит и настаивать. «Нет, у свадеб есть свое воздействие, — возразила Сибель. — Многие знакомятся с будущим супругом на чужой свадьбе. На свадьбах все проникаются обстановкой — не только девушки, юноши тоже. Просто нужно помочь». — «О чем вы шепчетесь? Я тоже хочу знать!» — вмешался в спор мой брат и поучительным тоном заметил, что глупо кого-то сватать — традиция свах давно прекратила существование в Турции, но поскольку мест, где можно было бы знакомиться, как в Европе, все равно не хватает, добровольным свахам сегодня приходится гораздо трудней. Забыв, что разговор начался из-за Нурджихан с Мехмедом, брат повернулся к Нурджихан и вылепил: «Вот вы, например, не стали бы выходить замуж с помощью свахи, не так ли?»
— Если мужчина приятный, то не важно, как с ним знакомиться, Осман-бей, — рассмеявшись, многозначительно ответила Нурджихан.
Мы все расхохотались, так как эти смелые слова прозвучали как шутка. Однако Мехмед густо покраснел и отвернулся.
— Ну вот! — вздохнула через некоторое время Сибель. — Испугали парня. Он решил, что над ним смеются.
В тот момент я не смотрел на танцующих. Но господин Орхан Памук, с которым мы встретились много лет спустя после описываемых событий, рассказал, что Фюсун успела потанцевать с двумя мужчинами. Первого её партнера он не знал, но я понял, что им был Кенан из «Сат-Сата». Ну, а вторым, как с гордостью признался Орхан-бей, стал он сам.
В это время Мехмед, не выдержав двусмысленного разговора и насмешки Нурджихан, встал и ушел из-за нашего стола. Наше веселье тут же улетучилось.
— Мы очень неприлично поступили, — забеспокоилась Сибель. — Обидели человека.
— Не смотри так на меня, — рассердилась Нурджихан. — Я сделала не больше, чем вы. Это вы выпили и все время смеетесь. А ему невесело.
— Если Кемаль приведет его обратно за стол, обещаешь хорошо с ним обращаться, Нурджихан? — почти упрашивала Сибель. — Я знаю, ты можешь сделать его счастливым. И он сделает счастливой тебя. Но ты должна вести себя помягче...
Нурджихан понравилось, что Сибель перед всеми сказала, что хочет сблизить их с Мехмедом. Однако стояла на своем: «Нам же не жениться прямо сейчас. Он только познакомился со мной, мог бы вести себя повежливей».
— Знаете, почему наши девушки не умеют флиртовать? — спросил мой брат. На лице у него появилось умиротворенное выражение, которое появлялось всегда, когда он выпьет: — Потому что флиртовать у нас негде. Даже слова «флирт» нет в турецком языке.
— На твоем языке слово «флирт» означало водить меня до помолвки раз в неделю по субботам в кино на дневной сеанс, — укольнула его Беррин. — К тому же ты носил с собой карманный приемник, чтобы раз в пять минут слушать результаты матчей «Фенербахче».
— На самом деле я носил с собой радио не для того, чтобы слушать матч, а чтобы произвести на тебя впечатление, — обиделся брат. — И горжусь тем, что у меня у первого в Стамбуле был транзистор.
Нурджихан, засмеявшись, сказала, что её мать гордится тем, что она первая в Турции пользуется миксером. Под аккомпанемент приятной музыки пятидесятых годов мы со смехом вспоминали, как в те годы стамбульские богачи начали привозить в Турцию бритвы, мясорубки, электроножи и прочие подобные неведомые приборы и готовы были довести себя до изнеможения, сражаясь с ними, только потому, что ни у кого другого не было диковинных приспособлений. Пока мы болтали, рядом с Нурджихан, на пустой стул Мехмеда, присел Заим и тут же присоединился к беседе. Не теряя времени, он уже через несколько минут шептал что-то смешное на ухо Нурджихан, а она все время хихикала.