Музейный артефакт
Шрифт:
– Ну, что скажэш, Студэнт? – изогнул губы Дато.
– Выходит, заплатили тебе наши пацаны? – торжествующе сказал Император.
– Да нет, – растерянно произнес Студент. – Это другие деньги… Просто совпадение вышло…
Он понимал, что это совпадение его погубит. Сходка презрительно усмехалась. Все было ясно.
– Какими купюрами он рассчитался? – неожиданно спросил Мерин.
Матрос опять пожал плечами.
– Десятками в банковской опечатке. Семь пачек.
– А у Козыря для
Сходка недоуменно зашумела.
– А тебе что, мусора рассказали? – спросил Дед. – И протоколы свои показали?
Мерин невозмутимо покачал головой.
– Там еще один Знающий ждет. Давайте его послушаем.
Теперь на поляну вышел Жучок. Он заметно волновался и даже поздороваться забыл.
– Я домой к Козырю ходил, – сходу сообщил он. – С Клавкой базарил – его хозяйкой. Она понятой на обыске была. Менты «дуру» нашли и десять штук. Четыре пачки по двадцать пять рябчиков…
Наступила тишина.
– А откуда эти «бабки»? – растерянно спросил Император. Видно было, что он не ожидал такого поворота.
Жучок переступил с ноги на ногу.
– Козырь недавно в город ездил и привез. Сказал – за заказ. А потом спец приезжал из Ростова, они базарили за какое-то «дело». Подробностей Клавка не знает…
Император растерянно посмотрел на Деда, на Дато. Оглянулся по сторонам. Ясное дело становилось ясным совсем в другую сторону.
– Все сходится! – сказал Мерин. – Мой пацан правду сказал! Ничего он не нарушал. А Козырь честного вора кинуть хотел. Вместо «капусты» – удавку на шею! Надо с него и спрашивать! А Студент – чистый!
Император прокашлялся.
– Что скажут честные воры?
– Прав Мерин, – сказал Дед. – Чистый пацан!
– Это Козыря косяк!
– Студент честный вор!
Только Дато скривился в очередной раз:
– А зачэм он рэбят палажил? Пашел бы к Смотряшэму, сам прэдъяву сдэлал…
– С удавкой на шее пошел? – спросил Мерин.
Дато только сплюнул.
– Кто еще против Студента? – Император обвел сходку взглядом. Но больше голосов «против» не было.
– Снимаем «предъяву», – подвел итог Император. – Студент чист. А с Козырем отдельный разбор будет…
Всю обратную дорогу ростовские воры пили водку и обсуждали сходку.
– Ну, Студент, со вторым днем рождения! – Мерин поднял стакан. Все чокнулись, выпили, закусили плавлеными сырками и хлебом с маслом.
– Скажи спасибо, что Мерин за тебя вписался! – сказал Султан. – Иначе кончили бы тебя, без вопросов.
– Да, Матрос старался, – кивнул Студент, с ненавистью глядя на здоровяка.
– А что Матрос? – невозмутимо спросил тот. – Матрос сказал, как
– Спасибо, братишка, за твою правду, спасибо, – пряча глаза, чтобы не выплеснулась ненависть, выдавил из себя Студент. – Вот Жучок тоже правду сказал, только другую!
– Да я за своих корешей кого хошь порву! – вскричал изрядно опьяневший Жучок, пытаясь вскочить с места. Но Султан его удержал.
– Порвешь, порвешь, – успокаивающе сказал Мерин. – Только сейчас без шума ложишься спать. Да и вообще, всем расходиться пора. Дома еще обсудим все, что надо…
Эпилог
Красно-голубой фарфоровый китаец безостановочно кивал головой. Студент сидел напротив и изумленно смотрел на статуэтку. Потому, что кивал он сам по себе, без постороннего участия. Как месяц назад, перед поездкой на сходку. Но тогда Студент был не совсем трезв. А сейчас – у него ни в одном глазу. Просто он задавал вопросы, а китаец жестами отвечал. Вот и выходил у них обоюдный разговор.
– Значит, я на подъем пойду? Уважуха будет, авторитет, деньги?
Китаец продолжал кивать.
– Матроса завтра же грохну! Подстерегу гада в подворотне, у катрана, и засажу пику…
Фарфоровая голова остановилась и закачалась справа налево.
– Что, не трогать Матроса?! – удивился Студент. – Почему?!
Китаец строго качал головой.
– Да, ты не особо разговорчивый… Хотя… Раньше ведь совсем молчал, – вслух размышлял Студент. – Правда, и сейчас молчишь, но разговариваешь… Как пацаны, когда между камерами перестукиваются. Вроде и молчат, а переговариваются…
Китаец согласно покивал.
Студент озадаченно рассматривал статуэтку и напряженно думал.
«Что происходит? Как может разговаривать кусок фарфора?! Да никак не может! И ведь у Сазана он такой самостоятельности не проявлял… Это потом началось. Когда к нему, к Сазану, фарт попер…»
Он взглянул на перстень, с которым никогда не расставался. Лев вроде улыбался или насмешливо скалился, а черный камень переливался красными отблесками по мелким граням…
– А раньше ты переговаривался? – спросил он.
Китаец отрицательно покачал головой.
«Из-за колечка этого все… И фарт, и оживший китаец… Не то что оживший, а вроде вселился в него кто… И говорит тоже этот неизвестный!»
– В тебе кто-то сидит?
Китаец кивал.
– Кто? Хозяин перстня?
Китаец кивал.
– А кто он?
Фигурка замерла. Или не хотела отвечать, или не знала ответа.
«А ведь недаром рука болела, когда я до «доски» дотрагивался! – вдруг пронзила Студента неожиданная мысль. – Неужели это… Неужели нечистый?!»
Хотя вопрос не прозвучал вслух, китаец закивал.