Муж-незнакомец, или Сладкие сны о любви
Шрифт:
– Существует определенный порядок, сначала нужно записаться на прием, – сказала она, снова утыкаясь в компьютер и тем самым демонстрируя, что она никак не может уделить мне свое драгоценное время и моя задача – повернуться и тихо выползти из приемной, производя как можно меньше шума и ненужных движений.
– Но у меня срочное дело, – сказала я, возвысив голос.
– У всех, кто приходит к Вадиму Петровичу – дела срочные и неотложные, – cнисходительно заметила она, на секунду оторвавшись от компьютера и устремив на меня холодно-уничтожающий взгляд.
– Назовите мое имя Вадиму
Она задержала на мне свой взгляд чуть дольше обычного. Этот взгляд вбирал меня всю и рассматривал, как под микроскопом: пристально, внимательно. Мои тяжелые ботинки на толстой подошве, джинсы, серый свитер, черную куртку… Я была в ее глазах явно не клиенткой известного адвоката Баринова и уж тем более не тем человеком, ради которого он отложит свои дела.
– Или мне самой войти к нему в кабинет? – закончила я.
Она едва уловимо повела плечами и, не глядя на меня, встала со стула и прошествовала мимо. И во всей ее походке, посадке головы, вздернутом подбородке читалось такое презрение, что это ощущалось даже на расстоянии.
Cначала я услышала низкий голос Баринова, потом высокий виноватый голос секретарши. Голоса усиливались и вскоре зазвучали совсем рядом, дверь распахнулась и показался сам Баринов: высокий, шумный, c кудлатой шевелюрой, cветский лев и любимец женщин, хотя всю жизнь он был верен своей жене, которая вместе с сыном и его семьей жила в Лондоне, а Баринов регулярно навещал их при первой же возможности.
– Ба! – нарочито шумно, приветственно воскликнул адвокат, раскидывая руки, как будто намереваясь заключить меня в свои широкие объятия. – Инна Викторовна! Добро пожаловать, добро пожаловать. Какими судьбами? Вам надо было мне позвонить, и не было бы никакого инцидента, – метнул он быстрый взгляд на секретаршу.
– Все в порядке, – ответила я.
– Тогда – прошу! – и он распахнул дверь кабинета. – Чай, кофе, коньяк, виски, ликер? Все, что пожелаете!
Его лакированные ботинки просто резали глаза своим блеском: темно-синий костюм был безукоризненного кроя и безукоризненной глажки. Я представила, как домработница тщательно отутюживает костюм утюгом новейшей конструкции, а потом подает его адвокату, и он гудит своим сочным басом: «Спасибо, Машенька или Ниночка».
– Кофе.
– Отлично! – бодро пророкотал он. – Ирочка! Кофе нам. Два кофе. Мне без кофеина. Как всегда. А Инне Викторовне крепкий и отменного качества, – и он по-свойски подмигнул мне.
Он стремился установить со мной дружеский контакт, заставить меня играть по своим правилам, и во всей его позе и голосе звучало: «Мы свои люди и всегда договоримся».
Но в эту игру я играть не собиралась.
Мы прошли в кабинет – под стать его хозяину. Здесь все было пафосно, торжественно – все демонстрировало Баринова со всех сторон: снимки с популярными телеведущими и телемагнатами, звездами шоу-бизнеса, известными политиками и публичными персонами, сувениры и кубки, подаренные разными федерациями и обществами вроде «любимому адвокату от Союза предпринимателей» или «самому телегеничному адвокату от коллегии кинокритиков».
Я скользнула взглядом
Вадим Петрович уселся за свой рабочий стол и бросил мне:
– Извините, одну минуту. Только кое-что закончу.
Все это была ложь, игра. Ему просто нужно было время, чтобы собраться с мыслями и прийти в себя от моего неожиданного появления у него в офисе. Он был растерян, и это читалось невооруженным взглядом. Менее наблюдательный человек не обратил бы на это внимания.
Но не я.
Я уселась поудобней и положила сумочку на колени. Адвокат уже пришел в себя и готов был к разговору со мной. Точнее, он думал, что готов.
– Сейчас Ирочка принесет нам кофе. Быстро доехали ко мне?
– Пробки… около вас строят очередной дворец для новых русских – пришлось ехать в объезд.
– Да. Московская общественность протестует, протестует против бездумной застройки в историческом центре Москвы, а толку-то. Деньги решают все. Скоро тихий центр окончательно исчезнет под этим новоделом, – и он махнул рукой, придав своему лицу скорбно-озабоченный вид, какой полагается иметь адвокату, радеющему об общественном благе.
Но стрела пролетела мимо цели. Я не поддержала тему.
Вошла Ирочка с подносом, на котором стояли cахарница с серебряными щипчиками и две чашки кофе – маленькие, нежно-прозрачные, благородных кровей, явно из английского или дрезденского фарфора.
– Пожалуйста. Угощайтесь…
Секретарь поставила одну чашку на стол шефу, другую передо мной на стеклянный столик овальной формы.
Я отпила глоток. Кофе был вкусный. Густо-насыщенный, с легкой горчинкой. Какой я и любила.
– Так что вас привело ко мне? Какие дела? – Баринов устремил на меня свой взгляд.
Я поставила чашку обратно на стол.
– Как вы знаете, в фирме моего мужа в последнее время возникли некоторые проблемы.
Адвокат наклонил голову набок, как бы прислушиваясь к моим словам.
– Да, – неопределенно бросил он в воздух.
– По установленным данным, касающимся продажи Усть-Качанского металлургического комбината, некоторые лица со стороны проявили интерес к будущей сделке и попытались войти в сговор с другим потенциальным покупателем.
Я перевела дух. На лице адвоката не отражалось ровным счетом ничего. Он был слишком хорошим лицедеем, отточившим свое мастерство в свете телевизионных софитов, словесных спорах и в казуистических судах, чтобы так легко расколоться и сдать свои карты. Он слушал меня с тем же видом, c каким мог слушать завтрашние сводки погоды или сообщение об открытии пивного фестиваля в Германии.
– Все это очень интересно, – cказал он с легким вздохом. – Но при чем здесь я? Или вы меня просто информируете о внутренних делах фирмы? Но тогда – позвольте вопрос. Кто вас уполномочил делать это? Ваш муж? Или кто-то другой? Кстати, в последнее время я никак не могу связаться с ним. Не подскажете: где мне его найти? – вопрос был задан самым небрежным тоном. Но взглядом Баринов прощупывал меня и пытался установить, что мне известно об этой истории. Насколько я в курсе всех этих дел.
И я не попалась на этот крючок.