Мужчина для нее
Шрифт:
Внезапно в гостиной воцарилась тишина. Любопытные пьяные лица, все как одно, с жадным интересом повернулись к высокому человеку в элегантном темном костюме.
Ничто не исказило, не замутило потрясающе красивые черты, однако его лицо стало просто ужасным — именно из-за отсутствия всякого выражения.
Абигейл подумала, что это то же самое, что смотреть на холодную сверкающую маску, изображающую человеческое лицо.
— Абигейл сегодня похоронила мужа, — сообщил Ник Джемиме с вежливым презрением. — И даже если вы не имеете понятия о приличиях, то по крайней мере хоть к ней
— Извиниться?! — Голос Джемимы звучал пронзительно. Она бросила на Абигейл злобный взгляд. Извиниться за что? За правду? Ну что ж, мой дорогой, все знают, что у Абигейл и Орландо был очень свободный брак! В полном смысле этого слова, — закончила она, поджав свои крупные блестящие губы, словно на что-то намекая.
На секунду Абигейл поймала потрясенный взгляд Ника поверх головы Джемимы. Она успела лишь заметить в нем суровый вопрос, прежде чем его рот сжался от отвращения и Ник очень твердо сказал:
— Боюсь, ребята, вечер закончен. И мне хотелось бы, чтобы вы все ушли.
Джемима все еще смотрела на Абигейл, но злость, которая буквально выплескивалась из ее глаз: до этого, сменилась ревностью.
— Будьте уверены, мы уйдем! — произнесла она, нарочито растягивая слова. — И мы желаем вам самой большой удачи — она вам понадобится! Орландо всегда говорил, что спать с Абигейл — то же самое, что спать с куском льда!
Абигейл вздрогнула, как от удара.
Словно ребенок, изо всех сил пытающийся не расплакаться, она прикусила пальцы, удерживая резкие слова опровержения. Ей хотелось вскочить, убежать, спрятаться, закричать, но она чувствовала себя обессилевшей и тяжелой, как будто кровь в ее венах превратилась в камень. Она была в ловушке ее парализовал страх. Лишь из горла вырвался короткий сдавленный звук, как у раненого животного, и по полному ярости взгляду Ника она поняла, что он слышал этот жалобный стон.
— Убирайтесь отсюда! — зарычал он, и страшный гнев на его лице заставил подчиниться всех присутствующих. Медленным шагом, угрожающе, он направился к Джемиме, смотревшей на него с неприкрытым ужасом: маленькая кокетка не привыкла отражать атаки настоящего мужского гнева. — Да, вы! — подчеркнул он с отвращением, после чего повернулся лицом к остальным. — И вы все тоже! Вы, прожорливая, жадная, жалкая толпа паразитов! Забирайте с собой ваши мерзкие сплетни, ваши пустые головы и ваши грязные, мелкие душонки и убирайтесь отсюда. Немедленно!
Больше просить притихшее сборище не потребовалось. Торопливо поставив бокалы, все стали удирать, как дети, которых отчитал директор школы.
Через пять минут гостиная опустела. Остались только священник и две официантки в белых передниках — они стояли, глядя на Ника с явным уважением. Священник торопливо произнес вежливые слова прощания и исчез.
— Вы имели в виду и нас, говоря, чтобы все ушли? — осторожно спросила одна из официанток.
И Абигейл оказалась свидетельницей удивительнейшего превращения Ника Харрингтона. Обратившись к двум женщинам с широкой, примирительной
— Нет, конечно, я не хотел, чтобы вы уходили, и мне очень жаль, что вы так решили. Я лишь подумал, дело зашло слишком далеко…
— О, действительно зашло, сэр! — отозвалась одна из женщин. Действительно! И вы абсолютно правильно сделали, что все им сказали! Мы только что обсуждали это на кухне — в жизни такого не слышали!
Особенно на похоронах. До чего отвратительно!
Ник взглянул на Абигейл, которая все еще неподвижно сидела в кресле с жесткой спинкой.
— Я просто не хотел, чтобы миссис Говард причинили еще больше страданий…
Внезапно Абигейл почувствовала, что уже не может это выносить. Неужели Ник такой же актер, как Орландо? Способный включать и выключать по желанию свои эмоции, как воду в кране? В одну минуту выкинуть сорок людей из комнаты с помощью одной только силы воли, а уже в следующую — излучать такое обаяние, что эти две женщины средних лет так и смотрят ему в рот!
Вскочив с кресла, она, спотыкаясь, двинулась к двери. Старшая из двух официанток попыталась было остановить ее:
— Миссис…
Она положила свою натруженную руку на плечо Абигейл, и это был успокаивающий и утешающий жест. Но Абигейл лишь раздраженно стряхнула ее руку.
— Пустите меня, — сказала она, тяжело дыша; ее дыхание, казалось, вырывалось из самой глубины души. — Пожалуйста! Дайте мне уйти!
Последнее, что она расслышала, были слова Ника:
— Все в порядке. С миссис Говард все будет хорошо. Ей надо отдохнуть.
Глава третья
Выйдя из гостиной, Абигейл сразу же поднялась по лестнице. В почти пугающей тишине дома ясно слышалось ее затрудненное, прерывистое дыхание.
Куда теперь? В общей с Орландо спальне она не спала уже много месяцев.
Это была великолепная комната, окнами выходящая в сад, разбитый еще в восемнадцатом веке и составлявший гордость усадьбы. Когда полицейский сообщил ей, что Орландо никогда уже больше не придет в этот дом, у Абигейл мелькнула мысль, что она могла бы вернуться туда… Но теперь она знала: ничто не соблазнит ее снова спать там…
И она направилась в Восточную комнату, где шторы были почти полностью задернуты, оставляя в тяжелой парче только щелку, что создавало в спальне унылый полумрак, который вполне соответствовал ее настроению.
С чувством облегчения она сбросила туфли на тонких высоких каблуках, расстегнула жакет и прилегла на широкую, с четырьмя угловыми стойками кровать, уставясь в потолок.
Издалека до нее доносился слабый звон фарфора и стекла — наверное, это официантки убирали со стола.
Время шло медленно, и она уже заинтересовалась, где же Ник. И честно спросила себя, действительно ли она ждет, что он, упорно следуя за ней, тоже поднимется по лестнице.
Нет, она не ждала…
Ник ценил самоконтроль — качество, которым он обладал сам. Без сомнения, ее истеричное поведение в присутствии официанток показалось ему отвратительным; так что он, возможно, решил оставить Абигейл одну, пока она не успокоится.