Мужчина для удовольствий

Жнец Анна

— Этот твой обет безбрачия… Неужели тебе не хотелось познать женщину? Тебя не мучили желания? Любопытство?

— Эльфы спят только по любви. — Антариан смотрел мне между ног и двигал руками в стальных браслетах. — Прочее — блуд и разврат. Только одну женщину я хотел познать — свою единственную.

— Но не встретил ее и подался в жрецы леса?

Антариан поднял на меня глаза, и выражение его лица стало уязвимым, а взгляд — неожиданно робким.

— Если ты чист телом, близость с истинной несет бесценный дар.

— Мне жаль, что ты не получишь

никакого дара, но сейчас мы должны предаться блуду и разврату.

К моему удивлению, по губам пленника скользнула хитроватая улыбка.

— Истинная тоже получает дар от своего мужчины, — шепнул он и быстро опустил веки, словно хотел спрятать от меня торжествующий блеск в глазах. Я заметила его, этот странный, непонятный огонек ликования на дне зрачков, но не стала забивать себе этим голову.

— Хм. Обмен дарами? Как у эльфов все сложно и интересно.

Наш короткий разговор снизил градус неловкости и помог мне расслабиться.

Я подалась назад, и мокрая головка члена уперлась мне в ягодицы, прямо в раскрытую ложбинку. Антариан застонал и двинул бедрами, подбросив меня вверх.

— Таркархамол, — с чувством прорычал он какое-то эльфийское ругательство, потому что в следующую секунду я села на его член. Не приняла его внутрь, а опустилась сверху, зажав напряженный ствол между лобком Антариана и своими раскрытыми нижними губками. Тугая мошонка, переполненная семенем, коснулась запретной расселины между половинками попы. От этой позы, от ощущения горячего члена у входа, упругой нежной мошонки, прижатой к заднице, мышцы живота начали сладко сокращаться.

Грудь у моего любовника была шикарной, я не смогла отказать себе в удовольствии поиграться с ней. Под громкие стоны эльфа я мучила его соски, щипала эти нежные чувствительные комочки плоти, выкручивала их почти до боли, катала между пальцами, а пленник выгибался подо мной, задыхаясь и натягивая цепи.

Эти ласки, наверное, тоже были для него в новинку.

— Пожалуйста, пожалуйста, — шептал Антариан, и его крепкий член терся о мои складки.

Как же мне хотелось ощутить на себе руки любовника, но…

Наигравшись, я привстала на коленях и уже собралась направить в себя возбужденный ствол, но тут Антариан загремел цепями, привлекая к себе мое внимание.

— Сначала поцелуй меня, — попросил он и застенчиво опустил ресницы.

Глава 8

Я опешила.

Этот сильный мужчина с плечами воина, с широкой, развитой грудью, статный, высокий, внезапно превратился в робкого, краснеющего юношу. На его скулах горел нежный румянец, ресницы дрожали, он прятал взгляд. Еще недавно Антариан грозился убить меня, если я к нему прикоснусь, а теперь смущался и просил о поцелуе. Он говорил, что эльфы спят только с любимыми, но хотел поцеловать незнакомку, купившую его на аукционе.

Странно.

Или нет?

Он девственник. В отличие от девушек, мужчины редко носятся со своей невинностью, как с писаной торбой, но так принято

у людей — у эльфов может быть иначе. Наверное, для Антариана важно, каким будет его первый раз. Возможно, его угнетает, что девственность он потеряет в таких условиях: в борделе, с посторонней женщиной, привязанный к кровати, с насильно поднятым членом. В нормальных отношениях пара начинает с поцелуев, а потом плавно движется в сторону постели. Похоже, Антариан хочет, чтобы хотя бы в этом у него все было правильно, традиционно: быть хорошенько оттраханным, но по-прежнему нецелованным, ему претит. А может, он хочет представить, что спит с любимой?

Что ж, если от этой иллюзии ему полегчает…

Только я наклонилась для поцелуя, как пленник резко подался ко мне и первым впился в мой рот, да с такой бешеной страстью, словно я и правда была его любимой, той самой единственной, которую он ждал полжизни. Чтобы поцеловать меня, Антариану пришлось предельно натянуть цепи и до боли выкрутить руки, прикованные к изголовью кровати. Зачем? Я ведь уже наклонялась к нему. Или он боялся, что я могу передумать, а потому накинулся на меня, как зверь на добычу, стоило мне оказаться в зоне его досягаемости?

Да тише, ты, тише! Тебе же неудобно!

Я надавила ладонями на его крепкую грудь, заставив эльфа опуститься головой на подушку. Антариан рычал, звеня цепями, в ярости от того, что не может меня обнять. Его язык толкался мне в губы, требуя разомкнуть их, впустить его, и я с радостью уступила.

Это было какое-то безумие, наваждение.

Мокро, сладко, горячо.

Я сидела на бедрах пленника, на его толстом, пульсирующем члене, прижималась грудью к его груди, зарывалась пальцами в спутанные волосы, а он трахал языком мой рот и не желал отпускать меня ни на секунду. Когда я отстранялась, чтобы глотнуть воздуха, Антариан протестующе рычал, тянулся к моему лицу и взглядом требовал вернуться к поцелуям.

Если бы его руки были свободны от оков, он, наверное, смял бы меня в сокрушительном объятии. Я почти видела, как он держит в кулаке мои волосы на затылке, не давая разорвать поцелуй. Ох, наверное, хорошо, что он связан. Такой дикий! Вот что делает с мужчинами целибат. Превращает их в животных, неспособных себя контролировать.

— Ничего себе ты оголодал!

Я разогнулась и вытерла рукой влажные припухшие губы.

Антариан сверкал глазами, недовольный тем, что я сбежала от его ласк. Его рот потерял очертания и блестел от слюны.

— Ты такой страстный. Просто бешеный. Таким, как ты, воздержание противопоказано.

Эльф усмехнулся.

— На самом деле у меня всегда была репутация настоящего сухаря. Некоторые называли меня ледышкой.

— Серьезно? — я окинула его недоверчивым взглядом.

Эта ледышка едва не изнасиловала меня языком.

— Ну, целибат до добра не доводит, — сказала я. — Даже самые стойкие рано или поздно теряют голову.

— Разумеется, все дело в длительном целибате, и только в нем, — светлая бровь иронично изогнулась.