Мужчина по умолчанию

Более тупой формулировки я ещё не встречал. И, к сожалению, более точной. Мужчина, видите ли, тот, кто не женщина. И наоборот. И что ж нам теперь – определяться методом исключения?

Нездоровой сумятицы добавляет понятие «мачо» – голимый фантом, горько-сладкий сон мадам Грицацуевой. Успокойтесь, мадам. Выньте локоны

из борща. Мачо в живой природе не размножаются и не существуют. Это лишь фанерный вокал и брутальный рисованный имидж некоторых «лиц, противоположных по полу». Посочувствуйте им. Их комплексы неоперабельны. У них проблемы с потенцией и самоидентификацией. Хотя для вас, мадам, они уже уготовили место – на полке между своими грамотами и спортивными кубками. Нас эти рекордсмены интересуют слабо. Нам бы слегка разобраться в мужчинах.

Я выбрал навскидку три реальные фигуры, чья мужская репутация бесспорна, а мужественность – несомненна. И сразу наткнулся на «компрометирующие» обстоятельства, непростительные с точки зрения ревнителей идеала.

Новогодней ночью 31 декабря 1753 года венецианский кавалер Джакомо Казанова тайно встречается в доме свиданий с монахиней М. М. Этот эпизод, пожалуй, самый шокирующий и одновременно самый трогательный в его одиннадцатитомной жизни. Как бы мне аккуратней выразиться, чтобы нервные не падали на пол?… Одним словом, в разгар интимной близости у Казановы вдруг пошла кровь. Вместо сами знаете чего. Судя по мемуарным деталям, это было следствием эксцесса.

Через два дня он получает от М. М. письмо, где она выражает горячую тревогу, беспокойство о его самочувствии. Заканчивается послание словами: «Люблю тебя до обожания, целую воздух, воображая, что ты здесь…»

Дочитав это письмо, Казанова заплакал. Обольститель и покоритель неограниченного женского контингента, он не был ни на грамм сентиментален. Плакал (чуть ли не впервые в жизни), потрясённый элементарной сердечной заботой. Привычный ко всему, к такому не привык. Потому что «моей судьбой, сказать по правде, очень никто не озабочен…»

Уйдём в десятые годы ХХ века. Тогдашние кумиры ещё не походили на бесполых кукол типа Майкла Джексона. Культовой персоной, супермужчиной, которому поклонялись и Европа, и Петербург «серебряного века», был суровый швед Август Стриндберг.

Вот как описывает Стриндберга один его гениальный современник: «Навстречу ‹…› выходит человек с горькой складкой страданий под жёсткими усами, с мужественным взором серых глаз ‹…› Из грубого материала – нежнейшая духовность; нужна была твёрдая рука и уверенный резец, чтобы так положить эти тёмные тени на щеках и эти жёсткие складки около рта!»; «Когда думаешь о жизни Стриндберга, приходит в голову, что судьба особенно возлюбила эту породу…»

Так он выглядел со стороны. Рискнём, однако, лёгкостью и высотой настроения – прочтём книжку «Слово безумца в свою защиту», где знаменитый швед с самоубийственной честностью рассказал свою жизнь с первой женой Сири фон Эссен. Там за каждой сценой, за каждой страницей проступают глаза человека, насмерть раненного торжеством Бабского над Женственным. С простосердечием униженного подростка «супермужчина» Август Стриндберг, умеющий любить как никто, задаёт жалкие, окаянные вопросы на все времена: «Почему они обманывают?», «Почему их так влечёт к ничтожествам?», «Почему они изменяют?», «Почему они такие?» И наконец: «Чего они от нас хотят?» В итоге его причислили к женоненавистникам.

Ещё одна культовая фигура (едва ли не самый «роковой» и модный мужчина тех же лет) Александр

Блок, несчастливый муж несчастливой Прекрасной Дамы, сделал уникальную попытку спрогнозировать векторы движения мужской и женской породы.

Он считал, что «культура как бы изготовила много «проб», сотни образцов – и ждёт результата», то есть «нового человека». Он даже называл это «половым подбором» и надеялся на гармоничное распределение «мужественных и женственных начал».

Его мучило то, что «наша мужественная воля ‹…› теряет силу сопротивления и парализуется бабьей вялостью», а «женственные начала гибкости и обаяния ‹…› огрубляются неглубоким и бесцельным рационализмом».

Если о прогнозах Блока пока можно спорить, то симптомы он просёк безошибочно. Симптомы перерождения мужского – в «мужчинское», женского – в бабское. Их дикую путаницу, вплоть до полной неразличимости.

В мае 1912-го Блок пишет «Памяти Августа Стриндберга».

В июне он записывает в дневник: «Люба опять обманывает меня».

Кто же мог предположить, что во всех (!) современных русских словарях «мужчина» будет толковаться просто-напросто как «не женщина» – «лицо, противоположное по полу»? В этом смысле честнее других выглядит Энциклопедия сексуальности «Corpus Amoris» (2000 г.), заявляющая с последней прямотой: «Мужчина – самец человека». В таком случае можно обойтись и без «лица».

Несколько полевых наблюдений над средней особью (увы, невыдуманных).

– Ему нужен секс, чтобы был секс. Потому что без секса вредно.

– Он женится на женщине, которая удобна. Её не стыдно показывать приятелям, как видеотехнику или автомобиль.

– Он считает: жениться следует как минимум затем, чтобы не мастурбировать.

– Он душится «Кевином Кляйном», что не мешает ему неприятно пахнуть.

– Он ложится в супружескую постель, говоря всем своим видом или вслух: «Давай балуй меня!»

– Он особо ценит минет как средство самоутверждения. Аналогичная ответная ласка – угроза его мужскому достоинству.

– Он готовит ей подарок на 8 Марта с учетом её подарка на 23 февраля.

– Он по-хозяйски покрикивает на неё в присутствии гостей.

– Он оглядывается на каждую вторую встречную, брезгливо подмечая, что «своя» стареет. Сам он не стареет вообще.

– Он листает «Men\'s Health», чтобы идти в ногу со временем.

– Его мужская состоятельность измеряется деньгами и карьерой, а высота карьеры обусловлена дружбой с начальством.

– Он, как правило, не курит, но пьёт «по случаю» так, что каждый крупный праздник завершает рвотой.

– Он знает список женских «эрогенных зон», а потому не сомневается, что может осчастливить любую.

– Он старается быть молчаливо-суровым, немногословным. Потому что где-то вычитал или видел в кино, что настоящие мужчины именно таковы.

Этот наивный, подростковый вопрос, озвученный стариной Стриндбергом, естественно было переадресовать «им». Что я, собственно, и сделал, выбрав для конфиденциального разговора трёх очень красивых, очень разных, внутренне свободных и вместе с тем очень «занятых» женщин. Мы разговаривали по отдельности, наедине, и они даже не подозревали, насколько их ответы в основном совпали (это внушает надежду на репрезентативность опроса). Они разрешили опубликовать их слова анонимно. Я благодарен им за откровенность, хотя догадываюсь, что своих «чёрных ящиков» никто из них и не думал приоткрывать.