Мужчины не ее жизни

Ирвинг Джон Уинслоу

— Я просто пытался разглядеть, где мы едем и не пора ли мне выходить, — сказал Эдди.

— Пора-пора, — сказал наглый парень, дергая за сигнальный шнурок. Водитель затормозил, и Эдди потерял равновесие. Его тяжелая сумка снова соскользнула с плеча, но на сей раз никого не ударила, потому что Эдди ухватил ее обеими руками. — Вот тут тебе в самый раз выходить, — сказал коренастый парень.

Его мать и несколько других пассажиров согласились с этим.

Может, это уже почти Девяносто вторая, думал Эдди, выходя из автобуса. (Оказалось, что это Восемьдесят первая.) Перед тем как шагнуть на тротуар, он услышал, как кто-то из пассажиров сказал:

«Избавились, слава богу!»

Несколько минут спустя Эдди, пробежав по Восемьдесят девятой к восточной стороне Парк-авеню, увидел свободное такси. Даже не соображая, что он всего в трех кварталах вдоль и одном поперек от места назначения, Эдди махнул водителю, сел в машину и сказал, куда ехать.

— Девяносто вторая и Лекс? — сказал водитель. — Черт, вам бы нужно было дойти пешком — вы же весь мокрый!

— Но я опаздываю, — неуверенно ответил Эдди.

— Все опаздывают, — сказал ему таксист.

На счетчике набежало всего ничего, и Эдди попытался ублажить водителя, вручив ему всю горсть мелочи.

— Черт! — завопил таксист. — Что я буду с этим делать?

Хотя бы этот не сказал, что его дергают по пустякам, подумал Эдди, заталкивая монеты назад в карман пиджака. Все купюры в бумажнике Эдди тоже промокли, и таксист и к ним отнесся неодобрительно.

— Ты хуже чем опоздал и промок, — сказал водитель Эдди. — Ты, бля, задерганный какой-то!

— Спасибо, — сказал Эдди. (Как-то раз, пребывая в особо философическом настроении, Мятный О'Хара посоветовал Эдди никогда не воротить нос, слыша комплимент в свой адрес, — в конечном счете этих комплиментов может быть не так уж и много в жизни.)

Так, мокрый и грязный, Эдди О'Хара предстал перед молодой женщиной, проверявшей билеты у входа в переполненный холл «Уай» на Девяносто второй улице.

— Я пришел на чтения. Я знаю, что немного опоздал… — начал Эдди.

— А где ваш билет? — спросила его девушка. — У нас аншлаг. Все билеты проданы уже несколько недель назад.

Аншлаг! Эдди редко видел, чтобы в Концертном зале Кауфмана был аншлаг. Он слышал там несколько чтений знаменитых авторов; он даже представлял публике одного-двух из них. Когда здесь устраивались чтения для самого Эдди, он читал, конечно, вместе с другими приглашенными авторами; только широко известные писатели вроде Рут Коул удостаивались сольных выступлений. В последний раз, когда на чтения приглашался Эдди, мероприятие было заявлено как «вечер романа нравов», а может быть, это был «вечер комического романа нравов». Или «комических нравов»? Эдди запомнилось только, что два других автора, читавших с ним, были занимательнее его.

— Видите ли… — сказал Эдди билетерше. — Мне не нужно билета, потому что я представляющий.

Он выуживал из своего промокшего портфеля экземпляр «Шестидесяти раз», подписанный им для Рут. Он хотел показать девушке свою фотографию на заднике — доказательство того, что он не самозванец.

— Кто вы? — спросила девушка.

Потом она увидела набухшую от дождя книгу, которую Эдди протягивал ей.

ШЕСТЬДЕСЯТ РАЗ

Роман

Эд О'Хара

(Только на своих книгах Эдди наконец-то добился, чтобы его называли Эд. Отец по-прежнему называл его Эдвард, а все остальные — Эдди. Даже отрицательные отзывы доставляли ему некоторое удовольствие, если его в них называли просто Эд О'Хара.)

— Я — представляющий, — повторил Эдди молоденькой билетерше. — Я — Эд О'Хара.

— О господи! — воскликнула девушка. — Вы — Эдди О'Хара! Они вас заждались.

Как же вы поздно!

— Прошу прощения… — начал он, но девушка уже потащила его сквозь толпу.

«Аншлаг!» — думал Эдди.

Ну и публика здесь собралась. И какие молодые. Большинство, похоже, еще студенты. Такая аудитория была нетипична для «Уай», хотя Эдди стал замечать и обычных людей. По представлениям Эдди, «обычные люди» — это была мрачного вида литературная толпа, заранее настроенная против того, что они услышат. Здесь собралась вовсе не та аудитория, которая заявлялась на чтения Эдди О'Хары, — он не видел ни хрупких женщин средних лет, всегда приходящих в одиночестве или в сопровождении весьма смятенной подружки, ни травмированных молодых людей, всегда поражавших Эдди своей слишком пригожей наружностью. (Именно таким видел Эдди и себя: слишком пригожим, вовсе не на мужской манер.)

«Господи Иисусе, что я здесь делаю? — думал Эдди. — Почему я согласился представлять Рут Коул? Почему они попросили меня, — недоумевал он. — Может быть, это была идея Рут?»

Воздух за кулисами был такой спертый, что Эдди не мог отличить запах своего пота от амбре поврежденной дождем одежды, не говоря уже о зловонии натекшей с него лужи.

— Тут рядом с комнатой отдыха есть умывальник, — говорила девушка, — если вы хотите… это… почиститься.

«Я в полном дерьме, и мне нечего им сказать», — решил Эдди.

Долгие годы он представлял себе, как снова встретится с Рут. Но он воображал эту встречу совсем по-другому — что-нибудь более интимное, может быть, ланч или обед. Наверно, и Рут иногда представляла себе, как встречает его. Ведь должен же был Тед рассказать дочери о ее матери и обстоятельствах лета 58-го года; вряд ли Тед стал бы сдерживаться. И естественно, Эдди должен был стать участником истории, если не главным ее злодеем.

И разве неверно было предположить, что Эдди и Рут найдется что сказать друг другу, даже если у них только один общий интерес — Марион? В конечном счете оба они писали романы, хотя и бесконечно разные — Рут была суперзвездой, а Эдди…

«Боже мой, что же я такое? — спросил себя Эдди. — По сравнению с Рут Коул я — нуль».

К такому он пришел выводу. Может быть, именно так и следовало ему начать свою речь.

И тем не менее, когда его пригласили представить Рут Коул, Эдди со всей пылкостью уверовал, что у него есть все основания принять это приглашение. В течение шести лет лелеял он одну тайну, которой хотел поделиться с Рут. В течение шести лет он хранил это свидетельство в себе. Теперь, в этот несчастный вечер, он принес это свидетельство с собой, в своем объемистом коричневом портфеле. Что с того, что оно теперь немного промокло?

В его портфеле лежала еще одна книга, книга, которая, думал Эдди, была куда важнее для Рут, чем экземпляр «Шестидесяти раз» с его автографом. Шесть лет назад, когда Эдди впервые прочел эту другую книгу, у него сразу же возникло искушение связаться с Рут; он даже взвешивал возможность сообщить Рут об этой книге каким-нибудь анонимным способом. Но потом он увидел телевизионное интервью с Рут, и кое-что из сказанного ею охладило пыл Эдди.

Рут никогда не распространялась о своем отце или о том, собирается ли она когда-нибудь написать книгу для детей. Когда интервьюеры спрашивали, учил ли ее отец писать, она отвечала: «Он дал мне кое-какие представления о том, что такое рассказ, и об игре в сквош. Но о том, как писать… Нет, поверьте, он не учил меня писать».