Мужчины в нашей жизни
Шрифт:
— Но ты не делал мне навстречу никаких шагов.
— Я ждал, что ты сама расстанешься с ним. А на будущее учти: я страшно ревнивый.
— Никакой ты не ревнивый!
— Я тоже так думал, пока не увидел тебя.
— Увидел и что же?
— Понял, что буду драться за свою женщину…
— До последней капли крови? — рассмеялась я.
— Я не шучу.
— Где твое чувство юмора?
— Юмор уместен не во всех ситуациях.
Он бросил за окно сигарету и задвинул штору.
— Ревнивец! — Я покачала головой. — Скажи лучше, за кого
Небольшая заминка, смущение…
— Ты ведь знаешь за кого.
— А если я начну ревновать?
— У тебя нет повода.
— Как это нет?! Ты целый год провел в Новотрубинске. Должно быть… часто виделся с этой женщиной.
— В последние месяцы я у нее жил. Только это ничего не значит. С тех пор как я увидел тебя, мы с ней даже не говорили по телефону.
— Ты ни разу не позвонил ей?
— Ни разу.
— А она тебе?
— Я просто отключал аппарат.
— Но… может быть, это жестоко?
— Это не имеет значения, как, впрочем, и многое другое. Не стоит разменивать жизнь на мелочи.
— Неправда! Все в жизни складывается из мелочей!
Но Глеб воспринимал этот мир глобально. Как скульптор, стремящийся к совершенству формы, отсекает от камня все лишнее, он обозначил в жизни несколько магистральных направлений и все остальное готов был им подчинить.
До встречи со мной первое место принадлежало работе. Затем шли увлечения: дайвинг, охота, горные лыжи и друзья. Но была еще философия. К ней Глеб обращался нечасто — каждый раз, когда жизнь входила в новую фазу. Так сказать, делала новый виток.
Теперь акценты будут расставлены по-другому. В центр мира Глеб собирался поставить меня, наш союз.
— Ты родишь мне сына.
— Или дочку.
— Сына! — Он настаивал.
Я улыбнулась:
— Сейчас мне ничего не стоит с тобой согласиться!
— А вообще тебе трудно со мной соглашаться?
— Нет, что ты? Совсем нет.
— Я хочу, чтобы ты со мной соглашалась.
— Всегда и во всем? — Я вновь усомнилась в серьезности его слов. — Но почему? Это же ненормально. Это же какой-то… идеализм.
— Иначе нам будет трудно вместе.
Что он имел в виду? Бытовые частности, оказавшиеся не по зубам многим-многим парам? Философские взгляды или увлечение охотой?..
И вдруг я вспомнила нашу первую близость, случившуюся сегодня. В разговорах на эту тему женщины употребляют разные глаголы: ласкал, имел, любил, совокуплялся… Употребляют и непечатные. Понятно, что весь этот стилистический спектр соответствует спектру жизненных ситуаций. И так бывает, и так, и эдак.
Про Глеба нельзя было сказать ни того, ни другого, ни третьего. Но мне показалось, я нашла точное слово. Он обладал. И в жизни, по-видимому, стремился к такому же обладанию. К полному господству, к безоговорочному лидерству. Стремление, плохо соотносящееся с грустными глазами, невзрослым обликом и увлечением философией. Или это просто проявление невзрослости?
— Нам не может быть трудно вместе, — сказала я вслух. —
Он промолчал, обескураженный моим нежеланием подчиняться. На самом деле я готова разделить с ним все — взгляды, идеи, трудности. Я научусь стрелять, плавать с аквалангом, вникну в тонкости учения Фомы Аквинского и рожу сына. Единственное, чему не будет места в нашем мире, — упрямству. Упертости, как выражается Ленка.
— Наташа, я хочу, чтобы ты поняла, это серьезно… — Даже при тусклом свете торшера я заметила: его карие глаза потемнели. — Я хочу, чтобы ты…
Волнуется, подбирает слова. Тоже мне философ! Я обнимаю Глеба без слов.
Мой так и не повзрослевший мужчина, мой рано поседевший капризный мальчик, мой грустный спаниель! Сначала порыв наталкивается на отчуждение, но скоро Глеб теплеет. Мы стоим обнявшись посреди комнаты, прислушиваясь друг к другу, притираясь, сливаясь… и в это время раздается телефонный звонок.
— Не будем подходить, — шепчу я.
— Кто это может быть в такое время?
— Подруга.
— У нее привычка звонить по ночам?
— Сегодня она предупредила, что позвонит поздно.
Глеб не отвечает, но я догадываюсь, что к телефону лучше все-таки подойти.
— Ты что, — недовольно спрашивает Ирка, — уже спишь?
— Пока нет. Мы же договорились, рассказывай.
— Короче, Николай…
Ирка приписывает Николаю все мыслимые и немыслимые добродетели: ум, чувство юмора, щедрость, высокую компетентность, галантность, элегантность… Но я знаю, что и до этого на ее пути встречались весьма достойные мужчины. Только они не приглашали Иринку в ЗАГС. А как настроен в этом отношении Николай? Я не прочь задать ей кардинальный вопрос, но не хочу делать это в присутствии Глеба. Сначала он проявлял интерес к нашему разговору, но вскоре, убедившись, что мне действительно звонит подруга, вышел из комнаты.
На кухне с характерным звуком распахнулось окно. Глеб любит курить у открытого окна — существовать одновременно в двух мирах, уличном и домашнем. Вредная привычка, ведущая к раздвоению личности.
Я думаю о нашем с Глебом последнем разговоре. Мне видится его стройная фигура, почти слившаяся с темным оконным проемом, тонкие аристократические пальцы, глаза, темнеющие от малейшей эмоциональной нагрузки… А Ирка, как заклинание, все повторяет:
— Николай, Николай, Николай…
— Ир, а ты спать не хочешь?
— Да какой там спать! Слушай, а Влад тебе больше не звонил?
— Он больше не позвонит, — отозвалась я сухо.
— А ты не расстраивайся, — сочувствует Ирка. — Мы с Николаем завтра вечером идем в Большой театр. Я тебе после спектакля обязательно позвоню. Не скучай. Целую.
Глава 12
— Так все-таки темный с проседью?
Я оглянулась и увидела Катю Ястребову. Взгляд Любашиной заместительницы был прикован к серебристому «рено», быстро удаляющемуся в сторону Кольцевой дороги.