Мужчины в нашей жизни
Шрифт:
— Ну чего молчишь? Не знаешь, как выкрутиться получше?
— Было б перед кем выкручиваться!
И разговор обычный — по сценарию тех лет. Дальше Лешка должен был бы с угрозой спросить:
— Не перед кем? Сейчас все матери расскажу! Вместо этого он встал и неловко обнял меня.
— Натали! Сколько же мы с тобой не виделись?
— Ровно столько, сколько ты странствовал по Германии!
Я отвечаю со смехом, хотя — что греха таить? — сердечко-то и у меня екнуло! Брат приехал! Мой родной брат…
— Странствовал?! —
— Зато и заплатят…
— Вон ты какая стала, Натали. Все на деньги меряешь! Знаешь, чего гады немцы творят? Я в этой Германии до потери сознания доработался!
— И мы здесь тоже до потери сознания.
— Только не ври, что была на работе.
— Сам знаешь, что на работе! Что ты моей знакомой по телефону ответил?
— Ну это я так. Репутацию твою берегу.
— А где же мне, по-твоему, еще быть?
— Такая красоточка! — Лешка всегда считался тонким ценителем женской красоты. — Гуляешь, развлекаешься… И еще лапшу пыталась навешать: замуж выхожу…
— Все у тебя, Лешка, на один манер. Гуляешь — развлекаешься, красоточка, — улыбнулась я, тоже усаживаясь на свое историческое место. — А я действительно была на работе. Знаешь, почему задержалась? Вчера пораньше уйти пришлось — маму навещала.
— Да! А я все спросить собираюсь: ну и как она?
— Понемногу возвращается к жизни. Скоро уже выписывают.
— Ну, понятно… Вообще психиатрия — такое темное дело…
— Это уж точно! — Я почему-то опять с неприязнью подумала о музыкальном докторе. — И люди там темные работают! Вроде как-то лечат, а как — не поймешь. Хотя сейчас, кажется, все нормально, но сколько мы пережили кошмаров!
— Мне в Германии один доктор сказал: бесполезное дело душевные болезни лечить! Рано или поздно все на круги своя вернется.
— Тебе бы надо к матери съездить…
— Да я не отказываюсь?
— Ты только смотри, осторожно.
— Как осторожно-то? Опять какую-то чепуху придется болтать?
— Нет, что ты! Просто поговори с ней хорошо. Обрадуй, успокой…
— Ну ты даешь, Натали! И чем, по-твоему, я ее обрадую?!
— Расскажи ей что-нибудь о Германии. Как ты там живешь…
— Чего там в Германии? Пашешь как вол с утра до ночи. Да еще с квартирой!
А вот квартирные-то дела у меня абсолютно вылетели из головы! Я все обдумала, решила для себя, успокоилась и забыла.
— Насчет квартиры не беспокойся…
— Не беспокойся! Кому охота становиться бомжем?
— А что адвокат твой делает?
— Вот именно — адвокат! Ты понимаешь, как ни крути, а вся правота на стороне этого жучары.
— Какого еще жучары?
— Ну этого. Предыдущего хозяина!
— Как же так? Капошко сказал: доказать альянс старого владельца с псевдо-Вороновой… с той теткой, которая нам квартиру продавала, — элементарно.
— Это он сначала так говорил, — с несчастным видом
— Когда мы договор подписывали, Капошко уверял, доказать — пара пустяков!
— Пара-тройка… — машинально проговорил Лешка. — Зато на днях позвонил мне и дал понять: ни на что-то, господин хороший, не надейтесь.
— Так прямо и сказал?
— Ну, почти.
— Ты перепугался и приехал?
— А кто бы на моем месте не перепугался?!
Лешка, Лешка! Только одни страхи есть для тебя — твои персональные-собственные, в остальном — трава не расти! Но старших братьев, как родителей, как родину и судьбу, как многое другое, к сожалению, не выбирают. А своему родному брату, да и вообще своему ближнему, я просто обязана помочь. Тем более мне это сейчас ничего не стоит…
Помогу, помогу — успеется! Сначала пусть примерит на себя тяжелые обстоятельства. До сих пор у него почти виртуозно получалось избегать их.
— Ну что скажешь, Натали? Что посоветуешь?
— Посоветую до дна испить горькую чашу. — Я преувеличенно серьезно смотрю на брата.
— Ну нет! Я так не привык! В крайнем случае можно продать ту квартиру, а деньги нам с этим, с Мажаровым… разделить поровну.
И что это с ним? Неужели в Германии братец превратился в наивного ребенка? А может, это называется по-другому — самоуспокоение? Симптом Любашиной болезни?..
— Подожди спокойно, что решит суд.
Я поднялась из-за стола — в детство вернуться все равно не получается. И вообще, бегство от реальности — это малодушие. Лучше покормлю ужином блудного сына, то есть блудного брата.
Несколько дней назад, возвращаясь с занятий фитнесом, я — сама не зная, с какой целью, — настроила радио на религиозную волну и слушала притчу о блудном сыне. «Сын, раздели имение свое, отыде на страну далече». Почти как наш Лешка… Но вскоре, растратив в чужой стране все полученное наследство, блудный сын возвращается домой, плохо и бедно одетый, ослабевший от скудной пищи и непосильного труда. Отец, встретив сына на дороге, «упад на выю его, облабыза его». Или еще что-то в этом роде. В общем, отец принял блудного сына как дорогого гостя, заколол ради него тельца, устроил настоящий праздник.
А у нас с Лешкой отца нет. И наша мать тоже встретить сына не в состоянии. Значит, это сделаю я. В память о тех давних ужинах, за которыми я сидела возле мамы в голубой футболке, с перепачканным ртом, а блудный брат Лешка высокомерно на меня посматривал…
Колдуя над сковородками и кастрюлями, я снова вспоминала евангельскую притчу. Притча — иносказание, объяснили по радио. Сын — это грешник, любой из людей, живущих на свете; отец — Бог. Бог прощает сына, пришедшего к нему с покаянием. Покаяние — сложный процесс. Надо всем сердцем возненавидеть свое дурное прошлое, отречься от греха.