Мужик
Шрифт:
Шебуев постоянно бывал у этого старика, ездил с ним по городу в его тяжелом, старомодном экипаже, запряженном парой больших жирных лошадей, и, приходя к Варваре Васильевне, отзывался о купце как-то двусмысленно, со снисхождением к нему, которое очень не нравилось всем.
– Вы говорите прямо - дерет Маркушка шкуру с живых людей или не дерет?
– спросил Кирмалов, угрюмо уставив свои глаза на лицо Шебуева,
Шебуев пожал плечами и спокойно сказал;
– Дерет, конечно... И не может не драть, заметьте...
– Почему?
–
– Какая природа?
– Волчья, хищная.
– А мораль?
– Откуда у него может быть мораль?
– Позвольте! В ад верит?
– Кажется, верит...
– Стало быть, имеет мораль... стало быть, благотворит со страха...
– Возможно... Но для меня неважно, почему именно он благотворит... Важно то, что он добровольно сбрасывает обществу известный процент с капитала...
– Да ведь это - колокола... Ведь это для звона о его доброте, для заглушения голосов правды...
– Вашего голоса этот звон не заглушит. Да, наконец, даже маленький грешок вызывает больший шум, чем крупный праведный поступок...
Эта терпимость производила в кружке Любимовой впечатление, очень нелестное для Шебуева. Его быстрые успехи - среди купцов всех поражали и в то же время усиливали подозрительное и недоверчивое отношение к нему среди интеллигентных кружков, которые он посещал всё чаще, но уже явно отдавая предпочтение кружку Варвары Васильевны. И всюду среди интеллигенции он продолжал возбуждать общее раздражение против себя, сталкиваясь со всеми во взглядах, относясь со скептической усмешкой к установившимся мнениям и постоянно стараясь доказать их практическую неприменимость.
– Американец!
– с усмешкой говорили о нем.- Посмотрим, что будет дальше...
Так прошло еще с год времени. Шебуев всё преуспевал, а интеллигенция присматривалась к нему.
И вот в местной газете появилась заметка, извещавшая читателей, что "наш известный благотворитель, коммерции советник Марк Федорович Чечевицын" решил выстроить в городе "народный дом". В верхнем этаже этого дома предполагается устроить чайную, столовую и помещение для ночлега на триста человек, а в нижнем - большой зал для детских игр в зимнее время,- нечто вроде яслей. Далее сообщалось, что проект дома уже разрабатывается городским архитектором Шебуевым, который и будет строить здание.
– Это вы его настроили?
– спросила Варвара Васильевна Шебуева, когда он пришел к ней. Спрашивая, она смотрела в глаза ему как-то особенно пристально и прямо.
– Я,- ответил он.
– Ну... я вас от души поздравляю... Это мне нравится...
Она улыбнулась ему хорошей, одобряющей улыбкой.
– Спасибо... сердечное спасибо вам!
– отозвался он и даже поклонился ей.- Я рассчитывал на большее... Но пока - только... А нужно все-таки не это... Нужен театр, библиотека и читальня... И это будет... Старик не жалеет денег, но он не может понять... он боится театра... Но - это всё будет...
Лицо у него было
– Вы убеждены уже - будет?..- спросила Варвара Васильевна, ласково глядя в лицо ему.
– Да, я убежден... Будет и театр и читальня... И это скоро решится...
– Вот бы славно!
– с удовольствием воскликнула Любимова.
– Это будет...
– еще раз твердо повторил архитектор.
Пришли Кирмалов и Хребтов и, когда узнали, что будет театр и читальня, оба искренно обрадовались.
– Это я понимаю, хе-хе-е!
– потирая руки, взвизгивал Хребтов.
Было странно видеть этот почти детский восторг в его кривом и болезненном теле...
– Здорово!
– гудел Кирмалов, тоже с удовольствием вращая глазами.Театр - это штука! Я хор составлю из разных народов... вот! В антрактах буду былины на гуслях играть... вот! Я покажу кое-что! Такие красоты поднимем со дна-то жизни - небеса возвеселятся!
– На небесах, Егор, всегда хохочут, когда юродивые на земле восторгаются!
– ободрил его вошедший в это время Сурков.- Поздравляю с завоеванием!
– обратился он к Шебуеву.- А театрик-то вам не удался?
– Вы уже знаете?
– сухо спросил архитектор.
– Как видите...
– Вот что,- отвернувшись от Суркова, сказал Шебуев певчему,- вы это серьезно сказали о хоре?
– А то как? Да я вам таких певцов соберу...
– А можете вы устроить духовное пение?
– Я? Да духовное-то еще скорее можно... Духовное! В нем такие красоты есть...
– Театр тоже скоро будет, Владимир Ильич!
– сказал Шебуев Суркову.Скорее, чем я думал...
– Верю... И понимаю - вы Чечевицына на духовном пении поймаете. Одобряю...
– Ты всё шутки шутишь!
– свирепо взглянув на Суркова, сказал Кирмалов.- А тут отверзаются двери... и человек, доселе видавший лишь пакость, ныне может лицезреть красоту... Чучело!
– Егор, не говори высоким стилем! А большого труда стоило вам, Аким Андреевич, наладить это дело?
– Немалого...
– Но вы довольны?
– Нет...
– Бедняга Чечевицын!
Шебуев мельком взглянул на хозяйку и промолчал, лишь на скулах у него явились красные пятна. Скоро он ушел, такой же недовольный и угрюмый, каким явился.
– Нет,- воскликнул Хребтов, проводив его,- этот человек... мне нравится... А?
– Вы как будто не совсем твердо уверены в этом?
– спросил Сурков.
– Н-не совсем? Гм... чёрт знает...
– А я совсем уверен,- объявил Кирмалов.
– Неужели и его длинные руки нравятся тебе, Егор?
– Руки?
– Кирмалов задумался немножко.- Что ж руки? Коли работают, то хороши... А прочее - эстетика... И чего ты все намекаешь?
– вдруг рассердился он.
– Да, Владимир Ильич,- сказала хозяйка,- вы его... травите... Зачем? Для этого мало не любить человека... Вы посмотрите, как он одинок...