Мужская работа

Нестеров Михаил Петрович

Может быть, в глубине души ей хотелось поделиться «топ-секретом», разделить его надвое. Она была сильным, но все же человеком. Она могла услышать в ответ насмешливую фразу: «У вас доблестное сердце, леди. Но оно вас не спасет».

Не спасет.

После проведенной диверсии Хайдар напишет отчет, заодно рапорт, в котором укажет на попытку старшего оперативного офицера склонить группу к освобождению заложников. Да, они обучены всему, в том числе убийствам мирных жителей, которые могли донести на случайно обнаруженных ими диверсантов.

И рука не дрогнет.

Лучше об этом не думать. А о чем?

И хватит сверлить диверсанта взглядом, от него уже дым пошел.

– Тебе случалось нарушать приказы, капитан?

Хайдар словно был готов к этому вопросу. Он ответил не задумываясь, как робот:

– Да. В учебном подразделении я отказался мыть унитаз.

– А еще?

– Когда за это мне дали пять суток ареста и я отсидел срок на гауптвахте, мне дали еще пять суток – за отказ выполнить очередной приказ ротного, который забирал меня с «губы»: «Бегом в роту!»

– Чем закончилась эта история?

– Я отсидел восемнадцать суток кряду: еще пять и еще трое.

– Кто сдался, ты или ротный?

– Ротный. Максимум, что можно отсидеть без перерыва, – двадцать одни сутки. Оставалось еще трое.

– Почему ротный пожалел тебя?

– Чтобы не оказаться слабее меня. Он выжал все из того унитаза, но ничего из меня.

– Логично, – улыбнулась Ухорская.

– Если наводящие вопросы закончились, спрашивайте по существу, Полина Аркадьевна.

– Я хочу предложить тебе похожую работу: вычерпывать говно из унитаза и задаваться законным вопросом: «Вы что, срете туда, что ли?!» – Она покачала ладонью у лица: – Не я задала такой тон разговору. Поэтому не удивляйся. Я просто цепляюсь за слова – работа у меня такая.

– Что вы хотите мне сказать?

– В резиденции, которую вам приказано уничтожить... – Полина замолчала.

– Много унитазов? – помог ей Хайдар без тени улыбки на лице.

– Двенадцать. – «Решайся, – говорила она себе. – Или сейчас, или никогда». – Двенадцать человек, наших соотечественников. Как они попали в Ирак, знать тебе не положено.

– А остальное положено, да? Зачем вы, товарищ подполковник, открываете детали операции, которые мне знать не положено? Я не отступлю ни на шаг, пахнет ли от вас провокацией или дорогими духами. Откровенность за откровенность: вы порядочная стерва, Полина Аркадьевна.

– Мы поняли друг друга. Каждый в меру своей вшивости. Всего тебе хорошего и живи с этим. Извини, капитан, за твое потраченное время.

Хайдар ходил из угла в угол. Иногда останавливался у окна и, глядя на соседний домик-времянку, который вкупе с остальными отдаленно напоминал турбазу, барабанил по подоконнику пальцами.

Проверка, устроенная этой стервой, подполковником в юбке, выглядела, говоря ее языком, вшивой провокацией. Все так, мешало одно «но»: проверка на вшивость проходила за несколько часов до начала операции. К чему вносить разногласия среди бойцов, создавать атмосферу

нервозности? Это не самый удачный стимул, даже если через несколько секунд прозвучит похвальба из уст старшего офицера: «Вы выдержали. Поздравляю». Выдержал что? Экзамен? Да, если бы он проводился в преддверии учебной операции. Глупость.

Это не экзамен, не стимул, не проверка. Тогда что? Что остается? Правда? Он легко поверил бы шепоту рядового бойца, но только не подполковнику из штаб-квартиры ГРУ. Однако Ухорская была не обычным офицером, а женщиной с погонами подполковника. И тут было над чем призадуматься.

Семь шагов до двери, семь до окна, туда и назад.

Бойцы собрались в одной комнате и играли в лото, нарды надоели. Гюрза таскал из мешка бочонки и называл цифры:

– Барабанные палочки... Дед...

– Сколько деду лет? – спросил Нафтизин, которому пока «не катило»: он закрыл лишь три клетки на трех карточках, зато Гюрза закрывал через ход. «Не мошенничает ли?» – думал Загороднев, следя за ловкими движениями товарища.

– Деду... так, посмотрим... Тридцать один год дедушке.

– Салага, – Брат-1 закрыл сразу две клетки на двух карточках.

– Червонец... – продолжал тянуть бочонки Гюрза. – Бабья жопа...

– Это сколько? – спросил Брат-2.

– Восемьдесят восемь, чурбан. «Макаров», – продолжил Курт-Аджиев и закрыл цифру 9. – Хайдар, хорош маячить! – Сержант, перемешивая бочонки в мешке, проводил глазами командира. – Чего ты мечешься туда-сюда? Озаботился, что ли?

– Заглохни.

«Стимул», – продолжал мусолить это слово Хайдар.

Бойцов могли стимулировать лишь в одном случае, если слова Ухорской – правда.

Хайдар постучал в дверь ее домика, когда Полина погасила свет и без сна лежала на кровати, укрывшись одеялом: ночи здесь очень холодные.

– Разрешите?

– Проходи, – Ухорская посторонилась, пропуская капитана. – Можешь называть меня на «ты».

– Не надо. – Хайдар отгородился от этого предложения ладонью.

– Хорошо. Продолжай называть меня стервой вежливо. Я не читаю по глазам, просто знаю мысли мужиков, они все одинаковы. Сказать, что привело тебя ко мне во втором часу ночи?

– Бросьте подкалывать меня. От вас я хочу услышать или короткое: «Я все это выдумала», или длинный рассказ от начала до конца.

– Длинного рассказа не получится, Леша. Садись, поговорим. – Полина села на кровати, поправив полу халата и немного помолчала. – Для того, чтобы провести качественную операцию по освобождению заложников, у руководства не хватило времени: сюда нужно скрытно перебрасывать роту спецназа, да и без специальной техники не обойтись. А для того, чтобы уничтожить резиденцию, где в изобилии химического оружия и взрывчатки, за глаза хватит одной диверсионной группы. Никто не знает, когда международные инспекторы приступят к проверке резиденции, внезапность – это их тактика. Порой их страхуют с вертолетов.