Мужская верность (сборник)
Шрифт:
Марина вошла в свою квартиру через полтора часа, и тут же зазвенел звонок. Звонила Джамиля. Она сообщила, что Снежана не дождалась самолета. За ней приехал высокий черный парень, и они вместе куда-то испарились. И на посадке Снежаны не было.
— А билет? — растерянно спросила Марина.
— Ну вот… — ответила Джамиля. Что она могла добавить.
Билет пропал. Снежана сбежала с Олегом.
У Марины горело лицо, как будто наотмашь ударили дверью по лицу. «Ну вот…» — повторяла она.
Мать не знала любви и не понимала Марину. Но ведь Марина знает, что такое любовь-страсть, а тоже не
И дело не в деньгах. Дело в общении. В атмосфере семьи. Но с другой стороны, Рустам — тоже не философ. А она была с ним счастлива. И даже сейчас, после вранья, — тоже счастлива.
Марина металась по квартире, хотела бежать, но не знала куда. Она не знала, где живет этот Олег, будь он трижды проклят. Марина металась и билась о собственные стены, как случайно залетевшая птица.
Пришел Рустам — ясный и простодушный, как всегда. Марина ударилась о Рустама. Он ее поймал, прижал, пригрел. Она утихла в его руках.
— Как будет, так и будет, — философски изрек Рустам. — Что такое семнадцать лет? Это только начало. Рассвет. Даже раньше, чем рассвет. Первый солнечный луч. Пусть будет Олег. Потом другой. Зачем отдирать по живому? Само отвалится. Только бы не было последствий в виде ребенка.
Последствия не заставили себя ждать. Снежана ходила беременная. Марина узнала об этом через чужих людей. Снежана не звонила и не появлялась. Видимо, боялась.
Марина закрывала глаза и молилась, чтобы ребенок не появился на свет. Умер во чреве. Грех, грех просить такое у Бога. Но ребенок — крепкая нить, которая привяжет Снежану к Олегу. А Марина хотела получить дочь обратно, отмыть, нарядить и пустить в другую жизнь, где чисто и светло. Как у Хемингуэя.
Снежана появилась через полтора года с восьмимесячной девочкой на руках. Значит, тогда в аэропорту она была уже беременна.
Снежана размотала нищенские тряпки, и оттуда — узенькая, как червячок, — возникла девочка. У нее было русское имя — Александра, Аля. Она посмотрела на Марину и улыбнулась ей, как будто узнала. И улыбка эта беззубая резанула по сердцу. Марина тоже ее узнала. Родная душа прилетела из космоса.
Марина взяла девочку на руки и больше не отдала. А Снежана и не требовала обратно. Она собралась в Москву, учиться в медицинском техникуме.
Мать оказалась права. Теперь Снежана соглашалась с доводами Марины. Олег — это дно. Там жить невозможно. Даже собаки живут лучше.
«В Москву, в Москву…» — как чеховские три сестры.
Снежана — в Москву. А Марина — с маленьким ребенком на руках и с Рустамом два раза в неделю.
Сказать, что Марина любила Алю, значит не сказать ничего. Она ее обожествляла. Девочка — вылитый отец, смуглая, с большими черными глазами, вырезанными прямо. Уголки глаз — не вниз и не вверх, а именно прямо, как на иконах. Носик ровный, а рот — как у котенка. Снежанин рот. Должно быть, Олег был красивым. Марина, ослепленная ненавистью, даже не рассмотрела его. А он был красивый и, наверное, нежный.
Теперь, когда Снежана его бросила, Марина была
Когда Марина вспоминала свои непотребные молитвы, касающиеся беременной Снежаны, ее охватывал жгучий стыд, смешанный с ужасом. А если бы Бог послушал? Но слава Богу, он не прислушивается к глупостям. Он их игнорирует. Простил глупую бабу.
Алечка росла, развивалась и каждый месяц умела делать что-то новое: сказать «баба», «дай», хлопать в ладошки.
Настала осень, школьная пора. Алечку пришлось отдать в ясли. Потом в детский сад. Все сначала, как тридцать лет назад. И та же бедность, как в начале жизни.
Рустам не помогал. Откуда? Натюрморты от родственников перекочевали в семью. Он не мог разрываться на два дома. На Восьмое марта подарил вигоневый шарф в клетку: зеленую, черную и красную. Мрачный такой, красивый шарф. Вот и весь навар от Рустама. Но Марина не думала ни о каком наваре. Рустам пришел, чтобы украсить и осмыслить ее жизнь. Вот его роль и функция. Единственный человек, с которым Марина не была бизоном, — это Рустам. С ним она была — голубка. И его два присутственных дня уравновешивали и освещали всю неделю.
Правда, бывают мужчины, которые и осмысливают, и зарабатывают, и женятся. Но это у других.
От Саши пришло письмо. У него родился сын. Назвали Максим. Сейчас все мальчики — Денисы и Максимы. И ни одного Ермолая. Только у Солженицына.
Снежана вышла замуж за хорошего парня, зовут Олегом. Опять Олег. Русский, золотые руки, работает автомехаником.
Марина подняла глаза от письма. Автомеханик — тоже не профессор. Рабочий класс. Саша продает на базаре овощи. Ее дети не подняли жизненную планку.
Но самое интересное — Снежана не спрашивала: как Аля, как ее здоровье, на что они живут? Снежана отрезала от себя прошлую жизнь вместе с Алей, поскольку Аля — тоже часть ее прошлой жизни. Ничего себе…
Марине стало жгуче жаль свою маленькую внучку, которая никому не нужна, кроме своей бабки. Но ничего… Бабка еще в силе. Ее надолго хватит…
Вставали рано. Марине — в школу. Алечке — в сад.
Марина поднималась первая. Внучка сладко спала, подложив руки под щечку. Жалко было будить. Марина зажигала свет. Алечкины веки вздрагивали. Световой сигнал выдергивал ее из глубокого сна.
Потом Марина начинала ходить по комнате, пол скрипел, посуда в серванте отзывалась легким звоном. Эти слуховые сигналы тащили Алечку из глубокого сна на поверхность. И наконец она открывала глазки. Хныкала. Хотелось спать. Как хочется спать растущему организму. Но надо вставать. Это проклятое слово — надо. Не хочешь, а надо. Кому надо, спрашивается…
Рустам тоже любил Алечку, качал на ноге, пел песни по-турецки. Марина обмирала: вдруг уронит? Стояла рядом и следила.
Рустам смешно пел непонятные слова. Аля радостно дрожала личиком. Марина расслабленно улыбалась. Святое семейство.