Мужские игры
Шрифт:
– Так давайте я с вами зайду, – с готовностью предложила соседка Никиты. – И если надо будет, смогу подтвердить, что вы ничего не брали. Хотите?
Коротков не хотел. Совсем ни к чему втягивать эту милую молодую мамочку в дело об убийстве. А то, что дело это именно об убийстве, а не о квартирной краже, он уже не сомневался. Юрий Коротков был опытным сыщиком.
Валентин Баглюк всегда тяжело переносил похмелье. Вообще-то пил он нечасто, только когда оказывался в хорошей теплой компании, но тут уж имел обыкновение набираться под завязку, то есть до провалов памяти и полной потери ориентации. И каждый раз следом за этим прекрасным вечером наступало утро. Ужасное. Омерзительное. Такое тяжелое, что
Работал Баглюк в популярной московской газете, известной своим пристрастием к скандальным разоблачениям и «жареным» фактам. Проснувшись сегодня поутру, он подумал, что больше никогда уже не напишет в свою газету ни одного материала. По той простой причине, что сегодняшнее утро будет последним в его жизни. Ну черт возьми, ну зачем он вчера так набрался? Вот ведь каждый раз одно и то же: знает, каково будет на следующий день, но все равно пьет, причем чем больше пьет, тем туманнее делается перспектива утренних похмельных страданий. Утро – оно когда еще будет, а веселье и душевный подъем – вот они, прямо сейчас.
Одним словом, плохо было Валентину. Мучился он. И даже почти плакал от дурноты и собственного бессилия. Потому что одно он знал точно: опохмеляться нельзя. Если начнешь по утрам опохмеляться, значит, ты уже законченный алкоголик. И хотя по рассказам друзей Баглюк знал, что опохмелочные сто граммов мгновенно приведут его в человеческое состояние, он мужественно терпел и перемогался.
С трудом донеся тело до ванны, Валентин втащил себя под душ и сделал воду похолоднее. Минут через десять стало чуть-чуть легче. Когда-то, еще при советской власти, в аптеках продавались замечательные таблетки аэрон. Теперь их уже давно не выпускали, но Баглюк еще в те давние времена ухитрился закупить аэрон впрок, благо при правильном хранении срок годности у таблеток был аж до девяносто восьмого года. Таблетка аэрона в сочетании с таблеткой новоцефальгина давала неплохой эффект при похмельных головных болях и тошноте.
Он уже вышел из ванной, достал заветные лекарства и приготовился запить их водой, как зазвонил висящий на кухонной стене телефон. Баглюк решил не подходить. Разговаривать сил не было. Звонки все не прекращались, а телефонная розетка была неразъемной. Чтобы отключить телефон, нужно было брать в руки отвертку, садиться на корточки, вывинчивать шурупы и отсоединять клеммы. О таких сложных процедурах Валентин в его нынешнем состоянии и помыслить не мог. Более того, аппарат был старый, регулятор громкости звонка давно сломался, так что и сделать звук потише никакой возможности не было. Разве что пойти в комнату и принести подушку… Да что с ней делать, с подушкой этой? Телефон-то висит на стене, а не стоит на горизонтальной плоскости. Нет уж, лучше снять трубку, а то у него от этих душераздирающих звонков сейчас судороги начнутся. О господи, зачем он вчера столько пил!
– Алло, – умирающим голосом пробормотал в трубку Баглюк, надеясь сойти за тяжелобольного и тем самым смутить настырного абонента.
– Валентин Николаевич? – послышался совершенно незнакомый голос.
– Да, я вас слушаю, – откликнулся Баглюк, представляя себя в этот момент на сцене в роли Маргариты Готье в финале.
– Вас заинтересует материал об убийстве?
– Смотря о каком.
– Убийство совершено вчера. А убитый – осведомитель Петровки. Вспомните, в ряде газет прошли публикации о том, что милиция вербует людей, использует их, а потом бросает, как отработанный материал. Осведомитель становится никому не нужен, более того, даже тайна его имени перестает охраняться. И вот результат. Почему-то ваша газета, такая популярная и любимая москвичами, эту тему ни разу не затронула. Вам это что, неинтересно?
Баглюк стал быстро оживать. Пожалуй, он еще не в финале пьесы, когда Маргарита умирает от чахотки. Действие отодвигается ближе к середине.
– Нам это интересно, но у нас не было материала. Таких случаев,
– Тогда тем более вас это должно заинтересовать, – произнес незнакомый собеседник. – Потому что вы – первый, кто узнал, что убитый вчера Никита Мамонтов был осведомителем и состоял на связи у сотрудника отдела по борьбе с тяжкими насильственными преступлениями.
– Но мне нужны доказательства, – осторожно сказал Баглюк. – Вы же знаете, наша газета и без того была втянута в несколько судебных процессов из-за публикаций, построенных на непроверенных данных.
– Разумеется, – спокойно ответил незнакомец. – Доказательства я вам предъявлю. Мы будем договариваться с вами о встрече, или вы хотите подумать?
– Я хочу понять, в чем состоит ваш интерес. Почему вы предлагаете материал именно нашей газете и именно мне? И что вы хотите взамен?
– Объясню. Ваша газета – единственная из ежедневных изданий, где могут потянуть материал такой степени сложности. Конечно, в «Совершенно секретно» или «Криминальной хронике» есть профессионалы, которые лучше вас разберутся в материале и подадут его более эффектно, но эти издания выходят раз в месяц. А остывшее блюдо теряет всю свою привлекательность. Теперь что касается моего личного интереса. Я работаю в правоохранительных органах, и мне небезразлична судьба агентурно-оперативной деятельности. К сожалению, при существующем сегодня положении вещей судьба эта незавидная. И я хочу сделать все, чтобы переломить сложившуюся тенденцию, в том числе и организовать кампанию в средствах массовой информации, которая заставила бы наших руководителей наконец задуматься о том, что система раскрытия преступлений и розыска преступников разваливается на глазах.
Это показалось Баглюку убедительным. Во всяком случае, ему уже приходилось встречать таких людей, которые пытались бороться за идею при помощи скандалов в прессе. Правда, эти идеи были всегда политическими, а не сугубо профессиональными… Зато материальчик можно будет сделать – прелесть! Пальчики оближешь.
Юра Коротков приходил на работу очень рано. Обстановка дома была невыносимой, и он обычно старался встать, позавтракать и уйти до того, как проснется жена, чтобы не нарываться на очередной скандал и не портить себе настроение на весь день. Сегодня он тоже пришел пораньше и уже без четверти восемь сидел в кабинете, который занимал вместе с Колей Селуяновым, и переписывал на чистые листы ту информацию, которую сумел собрать за вчерашний день. Информация эта записывалась по ходу на самые разнообразные клочки и обрывки бумаги, сигаретные пачки, обертки из-под шоколадок и прочие «бумажные носители».
В десять минут девятого звякнул внутренний телефон.
– Юрий Викторович, – послышался голос Мельника, – зайдите ко мне.
Коротков с удивлением глянул на часы и отправился к начальнику. Владимир Борисович встретил его ледяным молчанием. Только швырнул на длинный стол для совещаний какую-то газету и встал у окна, повернувшись к Короткову спиной. Юра взял газету, недоуменно пробежал глазами по заголовкам и наткнулся на тот, который был выделен ядовито-зеленым маркером: «Трупы на свалке». Материал был приличным по объему, занимая целый «подвал» на второй полосе. И начинался довольно эффектно.
«– Он мне сказал: «Я знаю, что это ты убил. Может быть, я не сумею это доказать, но я все равно это точно знаю…»
Красивый оборот, не правда ли? Перед вами расшифровка диктофонной записи признания в убийстве, совершенном в девяносто пятом году. Молодой человек по имени Никита (фамилию мы пока не называем) сразу же попал в поле зрения уголовного розыска, был задержан и в течение почти месяца интенсивно допрашивался. Более того, как мы с вами теперь знаем, сотрудники милиции были уверены в том, что убийца – он. Знали это совершенно точно. Знали – и… отпустили Никиту.