Мужские игры
Шрифт:
– Извините за опоздание, задержался в Центробанке, - стремительно пробираясь по образовавшемуся проходу и то и дело всовывая ладонь в поспешно протягиваемые навстречу руки, говорил он.
– Не любят, ох и не любят нас в этом заведении. Через пять минут начнем.
– И, сопровождаемый подскочившим Чугуновым, скрылся в дальнем, президентском кабинете.
Оживление в зале возобновилось.
– Похоже, Папу опять в ЦБ поцапали. И мы еще добавим. Вляпываемся мы с этой фрондой. Ох, зря вяжемся.
– Баландин испытующе пригляделся к Забелину. - Да, быть буре, - с тяжелым
– Еще раз взвесим.
– Я думал, ты друг, - не принял уклончивого ответа Баландин.
– Неужто сразу враг?
– Не друг, не враг. Попутчик.
– Баландин отошел к соседней группе. Шутил старый комсомолец принципиально.
А к Забелину подошла изнывавшая неподалеку Леночка Звонарева.
– Спасибо тебе, Алешенька. Освободил красну девицу от огнедышащего дракона, - Она намекающе кивнула на широкую баландинскую спину.
– Так достал?
– Как с пальмы слез. В отличие от некоторых. Ты что-то, куратор, совсем мой филиал забросил. Да и меня, похоже, тоже.
– Да неужто способен?
– Забелин засветился смущением.
– Ты на многое способен. Но не советую. Хоть женщина я тихая, беззащитная...
На Забелина через итальянскую оправу с веселой откровенностью посмотрела моложавая тридцатилетняя брюнетка, которая за четыре года до того пробилась к президенту банка с идеей создания филиала в текстильном Иванове. Услышав уклончивое дежурное предложение проработать для начала ТЭО, она все с той же беспомощной улыбкой на румянящемся девичьем лице плюхнула на стол двухтомный бизнес-план, к тому же завизированный мэром. А еще через год Ивановский филиал перетащил на обслуживание губернские счета, а сама управляющая стала советником губернатора.
Как перефразировали знающие люди, с Леночкой Звонаревой мягко спать, но жестко просыпаться.
– Приеду!
– выдавил из себя Забелин и, опережая следующий вопрос, уточнил: - Как только, так сразу.
– Врешь, как всегда, - справедливо не поверила Звонарева. Но тоже не больно расстроилась. Каждый год Леночка меняла своих помощников, тщательно отбирая их среди молодых и привлекательных сотрудников.
– Не с этим я сегодня. Предостеречь хочу, чтоб не прокололся.
– О чем ты?
– Да всё о том же. Лучше найди предлог и смойся, пока не поздно. Чем бы ни закончилось, никогда Второв вам сегодняшнего бунта не простит.
– Так что ж, продолжать глядеть, как валят банк?
– перестал притворяться Забелин.
– Мы ведь не Второву на верность присягали, а банку.
– Вот этого как раз больше никому не брякни.
– Леночка быстро убедилась, что их не слышат.
– И прошу - уходи. Хочешь, я предлог придумаю?
– Поздно, - подхватил ее под локоток Забелин.
Двери конференц-зала распахнулись, затягивая в себя заждавшихся, нервничающих людей. Забелин с внезапной догадкой закрутил головой - Юрия Павловича Баландина среди них уже не было.
Перед входом неожиданно образовался затор. В тягостном молчании столпились члены правления возле только что вывешенного плаката - "Корпоративная культура банка - это единые для персонала базовые
Тягостность объяснялась просто: все эти откровения, рождаемые неутомимой фантазией Чугунова, предстояло, по указанию Второва, конспектировать и заучивать, для чего в выходные дни на банковской базе проводились специальные семинары для высшего менеджмента. Баландин после таких "межсобойчиков" надирался сверх обыкновенного.
– Как всегда, ничего не понял, - признался Забелин, поймав на себе снисходительные взгляды окружающих.
– Сказать по правде, я тоже, - озадаченно произнесли сзади, и снисходительность сменилась понимающими усмешками - голос принадлежал подошедшему председателю наблюдательного совета банка, проректору Тимирязевской академии Ивану Васильевичу Рублеву.
– Заходите, заходите, - грубовато поторопил помрачневший Чугунов, - последняя теза была результатом долгих его размышлений и предметом особой гордости.
Заседание правления банка "Возрождение" начиналось.
В опустевшем зале мерно журчала вода в фонтанчике да позвякивала посуда, - официанты убирали со столиков и с подлокотников кресел чашки из-под кофе и бокалы с остатками соков.
Тихо стало в президентской приемной. Лишь из закутка, занимаемого помощником Второва Инной Голицыной, доносились сдержанные смешки.
Андрей Дерясин, усевшись верхом на стул напротив Инны, рассказывал ей и Кичую свежую историю про то, как на днях его по ошибке угораздило ввалиться в бар для "голубых". Так что ретироваться, со слов Дерясина, пришлось через подсобку.
Громче всех смеялся сам Андрей.
Инночка, миловидная юная женщина с округлым, удивительно нежного цвета лицом, время от времени - к месту - поощряюще улыбалась, не переставая просматривать накопившуюся почту.
"Хоть бы рассмеялась разок для разнообразия, что ли", - подумал Андрей.
Не слишком внимательно слушал и Игорь Кичуй. Его высокое худое тело нависло много выше настольной лампы, коротко подстриженная голова словно надломилась, так что он покачивался над Инной и с нескрываемым интересом следил за спорыми, быстрыми движениями ее пальчиков.
Инна, раздосадованная чрезмерным любопытством, скользнула взглядом по Кичую, заставив его смутиться, и вернулась к работе.
Инночка Голицына слыла всеобщей любимицей. Особенно - мужчин. Несмотря на занимаемую ответственную должность, в ней вовсе не просматривалось высокомерия. Почти никто в банке, к примеру, не догадывался, что помощница президента - дочь председателя наблюдательного совета Рублева. Не было, впрочем, в ней и панибратства. С кем бы и по какому поводу она ни общалась, Инна оставалась приятственно-заинтересованной. Так что собеседник, относящий интерес на свой счет, оставался чрезвычайно доволен собой, а значит, полным симпатии к умной и обаятельной женщине, умевшей оценить его достоинства.