Музпросвет
Шрифт:
Nи-jazz
Оркестр - это интересная затея, и к тому же с богатой традицией. Очевидно, что оркестр - это коллектив индивидуумов, и общий звук - это результат сложения их усилий. Но одновременно мы слышим оркестр как единое целое, есть даже такой штамп "дыхание оркестра", имеется в виду, что оркестр - это единый организм. В этом парадоксе и заключен, мне кажется, секрет притягательности оркестровой музыки. Ну и, конечно, дело еще и в объемности, насыщенности, даже избыточности звука оркестра. Оркестр делает большой звук, много звука. Именно оркестровая музыка вызывает ассоциации с пространством,
Звук оркестра является своего рода моделью мироздания. Гармония оркестра отражает гармонию сфер. Ну, не напрямую, конечно, отражает, и не в том смысле, что скрипачи и тромбонисты видят третьим глазом гармонию сфер и тут же переводят ее в звук своих инструментов. Это было бы прекрасно, но это, к сожалению, не так.
Я думаю, я не очень сильно погрешу против истины, когда заявлю, что каждая культура формирует всего один тип оркестра, один тип оркестрового саунда. И этот саунд дает слушателю возможность своими ушами убедиться, как прекрасна картина мира его цивилизации, как прекрасна гармония мироздания.
Каждый раз слушатель полагает, что воспринимает именно гармонию мироздания в целом, так сказать, окунается в стихию вселенского счастья. Но на самом деле такого рода переживания возможны только в рамках той или иной культурной традиции, то есть всемирная гармония нью-йоркского джазового биг-бэнда это совсем не то же самое, что космическая гармония западно-европейского симфонического оркестра, и уж совсем не то же самое, что буддистская гармония индонезийского гамелана. У разных цивилизаций разные представления об устройстве космоса.
Тут можно сделать маленькое замечание, что не только парадный саунд больших оркестров можно рассматривать как модель мироздания. Даже саунд гнусной и вторичной попсы тоже обладает претензией на избыточность и самодостаточность. И, разумеется, на соответствие гармонии сфер и миру чувств. И анализируя этот саунд, тоже можно было бы сделать далеко идущие выводы о мировосприятии тех, кто его производит и потребляет.
Ню-джаз, и вообще пресловутый британский клубный саунд - басовитый, лохматый и попрыгучий, - зашел уже очень далеко в деле имитации звука живых инструментов и неуловимой джазово окрашенной атмосферы.
На первый взгляд, все звуки - исключительно акустические. Бас никакого отношения к синтетике не имеет. Тарелки - оголотело металлические и глуховато записанные, как и полагается на записях больших джазовых оркестров. Клавишные - явно электрического происхождения, как и полагается в фанк-джазе.
Слушая эту музыку, я все чаще с ужасом понимаю, что мои любимые обижалки - типа "хаус-трек, собранный из звуков акустических инструментов" действительности, вообще говоря, уже не соответствуют.
В принципе, не очень понятно, за что эту музыку можно не любить? Ведь она - именно то, к чему так стремилась клубная культура много лет. В ней есть безусловный грув, на большой громкости она заводит слушателей. Тупой и монотонной она не воспринимается. Никакого выдуманного врагами человечества минимализма в ней нет. Она звучит вполне натурально. Чтобы взлететь над полом, вам нужно легкое безумие? Пожалуйста, органные соло-партии взвизгивают вполне иррационально. Маниакальности тоже хватает.
Завтрашний
Патологоанатом же, у которого позвоночник не гнется и лицо не улыбается, скажет вот что. Мы имеем дело с очень странным явлением. Исполнение желаний - опасная штука. Эта музыка кажется сыгранной вживую. Но это муляж. Живой барабанщик, который колотит по тарелке, через пять минут устает, он вообще часто промахивается, а момент экстаза, когда оркестр идет вразнос, не может быть долгим, а тут - пять-семь минут, и хоть бы хны. Могли бы в таком духе и дольше.
Каждый трек ню-джаза - это момент оркестрового экстаза, высшая точка целого длинного концерта. Этот момент длится, и длится, и длится... и все никак не кончается. Я не раз злоупотреблял такого рода сравнением: современная семплерная музыка - это увеличенный под микроскопом мелкий фрагмент старой живой музыки. Я опять хочу злоупотребить этой метафорой. Раньше это самое "увеличение" предполагало просто копирование старой музыки и вклеивание выдранных из нее фрагментов на задний план банального хауса или брейкбита. Теперь мы имеем дело с убедительным новоделом - собран целый оркестр, атмосфера восстановлена крайне правдоподобно, но это по-прежнему зависание на одном-единственном убойном моменте. Музыка извивается как безумная басовитая каракатица, но она по-прежнему статична, она застыла в точке энергетического максимума.
Реальный биг-бенд звучит не так: не так напористо, не так плотно, не так самоуверенно.
Впрочем, мне кажется, что мастера соул-биг-бэн-дов, как скажем, Квинси Джонс, имели в виду именно нечто подобное. Так что вполне возможно, такого сорта музыка - это реализация не только мечты британской клубной культуры, но и вообще всей соул- и фанк-традиции.
И последний вопрос: почему это фиктивный оркестр? Дело не только в том, что ню-джаз, как правило, продукция одного человека. В реальном оркестре много воздуха, инструментам в нем просторно. Наверно, это соответствует тому обстоятельству, что небесные сферы, они же универсальные метафизические сущности, гармонию которых отражает оркестр, находятся на некоторых расстояниях друг от друга. Биг-бэнд, с которым мы имеем дело, - это акустический супермаркет, все полки которого плотно забиты яркими коробками с вкусными и питательными товарами. В середине 90-х на этих полках стояли консервы, теперь - настоящие помидоры, выращенные в теплице.
Sound vs. music
Музыка утратила связь с контркультурой, деидеологизировалась, стала "свободной" и "абстрактной", превратилась в саунд. Можно надеяться, что освобождение пошло ей на пользу?
Нет.
Ориентация на саунд, то есть на моментальное акустическое состояние трека, ликвидирует внутреннюю логику развития музыки, фактически убивает ее, превращает в пучок нелетающей соломы. Это вечная проблема электроники. Музыканты, вооруженные семплером, то есть мощной копировальной машиной, обнаруживают, что что-то они скопировать все-таки не в состоянии, и это "что-то" становится главной проблемой и идеалом современной танцевальной музыки. Это самое "некопируемое что-то" в данном случае следует понимать как "жизнь".