Музыка души

Дакворт скучал. Я видел это по потускневшему блеску его маленьких черных глазок. Он непрерывно зевал и потягивался, и я поймал себя на том, что тоже сочувственно зеваю, хотя и был полон бодрости и жизненной силы.

— Да скажи, ради бога, — воскликнул я в один прекрасный день. — Что с тобой случилось?

Он вздохнул.

— У меня один из тех приступов хандры, что иногда овладевают умом ученого. Сейчас у меня нет ни единой новой идеи, которой я мог бы заняться, а старые ни на что не пригодны. Но не волнуйся. Я из нее выкарабкаюсь.

Но это

ему не удалось, и тоска никак его не отпускала. Я настолько встревожился, что пригласил на ленч в факультетскую столовую доктора Нара, известного психолога, который гонял крыс через многочисленные лабиринты. В разговоре я подбросил ему проблему хандры Дакворта, и доктор Нар тут же клюнул на приманку.

— Я понимаю, как он себя чувствует, — сказал он. — Сам через это проходил. Я в таких случаях спасался тем, что конструировал новый лабиринт, сквозь который крыса просто не могла пройти.

— Разве вы не любите крыс?

— Терпеть их не могу, — ответил Нар. — С детства ненавидел. Мною движет тщеславное желание довести крыс до такого отчаяния, чтобы у них случилось нервное расстройство.

— Вряд ли это поможет Дакворту, — с сомнением отозвался я.

— И наоборот, — сказал Нар. — он может попробовать дать голове полный отдых. Ведь сейчас у него нет новых идей, и он их упорно ищет. Следовательно, его мысли спутались в узел.

— Так что вы предложите?

— Полный отказ от академической деятельности. Пусть себе бездельничает, ловит рыбу, даже волочится за женщинами, если это ему по нраву.

— Можно попробовать, — согласился я. — Постараюсь втихаря внушить ему мысль о целительной силе битья баклуш.

Вечером я попытался отыскать Дакворта, но безрезультатно. Придя домой, я торопливо проглотил обед и сидел, с тоской наблюдая на экране телевизора за эволюцией многокомпонентного беспенного мыла, и ерзал от нетерпения. Наконец моя дочь на мгновение положила телефонную трубку. Я тут же схватил ее и начал лихорадочно набирать номер. Мне повезло. Великий нобелевский лауреат был дома.

— Алло, — раздалось в трубке после протяжного зевка.

— Дакворт, — воскликнул я. — Где ты пропадал весь вечер?

— Спал.

Я щелкнул языком.

— Кажется, у меня есть лекарство от твоей болезни.

Мне показалось, что пересказ стратегии доктора Мара не произвел на него впечатления. Но все-таки он нехотя согласился попробовать, наверняка лишь для того, чтобы от меня отделаться.

Кажется, он последовал моему совету. Весь следующий день я заглядывал к нему в лабораторию, но его там не было. Секретарь заверил меня, что во всяком случае, он не спит сейчас дома. Через неделю я уже начал задумываться, куда он подевался. Еще через неделю я уже почти позабыл про него, но тут меня позвали к телефону. Я ощутил и вину, и радость, услышав голос Дакворта, резкий и язвительный, каким он бывал всегда, когда его мозг работал на полную силу.

— Ты вернулся к работе? — воскликнул я.

— Само собой, — фыркнул он. — Не мог бы ты прямо сейчас зайти ко

мне в лабораторию?

Я отправился к нему, переполненный восторгом. Было ясно, что паутину вымели прочь, и мощная созидательная машина, мозг Дакворта, снова готова к работе. Когда я вошел, он ходил взад-вперед, бормоча под нос ругательства.

— Что-нибудь не так? — тревожно спросил я.

— Еще хуже, — с горечью ответил он. — Я попытался полностью посвятить свое время вину, женщинам и песням. С вином проблем не возникло, чего не скажешь о женщинах. Мы полностью утратили чувство истинной непристойности и вульгарности.

— Получил от ворот поворот?

— Наоборот, даже не приходилось ни о чем просить. Давно ты в последний раз был в кино?

— Давненько, — признался я. — Честно говоря, меня слегка раздражает этот тошнотворный поток половых актов, что поливает тебя с экрана. К тому же я никогда не относился к сексу как к спортивному зрелищу.

Дакворт схватил мою руку и с чувством ее пожал.

— Бывают случаи, — сказал он, — когда я начинаю вспоминать, почему ты мне так нравишься. Но ты упустил суть. Все фильмы до омерзения скучны.

— Ты прав.

— И вот, — подвел итог Дакворт, — хоть я и надеялся расслабиться, посмотрев несколько банальных фильмов, эти гимны сексуальным маньякам просто залепили мои глаза и уши гротескными каррикатурами на мужчин и женщин. Если честно, меня стало тошнить от прыщавых задниц.

Я представил и содрогнулся.

— Но оставались еще и п е с н и, — напомнил я.

— Они и одарили меня свеженькой идеей, — сказал Дакворт.

Я просиял.

— Нечего зря радоваться, — сказал Дакворт. — Идейка небольшая, зато в интересах публики. Я прослушал достаточно много рок-поэм и понял, как мне задурили голову невежды и музыкальные кретины. То-то я удивлялся, куда подевались Моцарты и Бетховены. И тут ко мне пришел ответ.

— Они умерли?

— Я стараюсь говорить серьезно, — сказал Дакворт. — Я изобрел новую музыкальную форму. Мне потребуются твои таланты программиста и выход на твой компьютер.

Я был разочарован, и это, наверное, отразилось у меня на лице.

— Здесь нет ничего оригинального, — сказал я. — Уже есть компьютерные программы для сочинения музыки и множество электронных синтезаторов вроде «Муга», имитирующих звучание разных инструментов.

— Да знаю я об этом, — сказал Дакворт. — Мой ТСД предлагает новый подход, возвращающий нас к человеку в самом фундаментальном смысле.

— ТСД?

— Телосинтезатор Дакворта.

— Ты что, синтезируешь тела?

Дакворт застонал.

— Выходит, я подобрал неподходящий акроним. Идея вот в чем. Я предлагаю увязать различные диапазоны звуков с определенными параметрами тела. К примеру, кардиограмма — это электрическая волна, воспроизводящая изменения поля, связанные с циклами сокращения сердца. А что будет, если различным амплидутам этой волны я назначу соответствующие звуки?

— А другой диапазон звуков привяжешь к изменениям мозговых волн? — предположил я.