Музыка двух сердец (сборник)
Шрифт:
Все планы чуть было не пошли прахом.
Двадцать второго декабря весь день шел снег, и Настя радовалась, что, видимо, и в Москве будет снежный Новый год, и не только ей в Норвегии удастся вдоволь наваляться в сугробах и наиграться в снежки, но и остающимся дома друзьям.
Едва закончились занятия в школе, она поспешила домой. До вечера предстояло переделать уйму дел: выгулять Феклу, собрать вещи и дать тете Нине последние инструкции.
Когда Настя после прогулки с псом грела себе обед, раздался телефонный звонок. Она подскочила к аппарату, сняла трубку.
– Алло!
– Вообще после обеда как раз к вам собиралась, – ответила девушка.
– Я сама через двадцать минут буду у тебя, – сообщила родственница, и что-то Настю в ее голосе напрягло.
– Что-нибудь случилось? – разволновалась она.
– Поговорим при встрече. Скоро буду. – И в Настино ухо полились короткие гудки.
Нина позвонила в дверь племянницы спустя полчаса. За это время девушка, несмотря на волнение, влила в себя тарелку супа, поставила чайник и теперь сидела, то и дело поглядывая на часы на стене кухни, стараясь не давать ходу дурным предчувствиям, рвущимся в душу.
Тетка прибежала взмыленная и растерянная, и, как показалось Насте, вид у нее был виноватый.
– Настюш, у нас форс-мажор, – прямо с порога проговорила она. – Сегодня утром у Мишиной мамы был сердечный приступ, ее увезли на «Скорой». Сейчас вроде состояние стабильное, но, сама понимаешь, мы должны лететь к ней в Таганрог. – Она устало плюхнулась на стоящий в коридоре пуфик. – Миша поехал за билетами, постарается взять на ближайший рейс. Прости нас. Я понимаю, что мы тебя подводим, но… – Она развела руками.
Несмотря на то что внутри во время тетиного монолога что-то оборвалось, Настя произнесла:
– Ничего, теть Нин, я что-нибудь придумаю, не переживайте.
Когда тетка ушла, Настя выключила в прихожей, дальше которой они так и не прошли, свет, погасила газ под вовсю свистящим чайником и прошла в свою комнату. Присела на подоконник среди цветов. В голове вяло ворочалась мысль: надо переставить горшки на пол, а то полетят сейчас сами. Переставила. Забралась с ногами.
За окном по-прежнему шел снег, ложился ровным слоем на землю, на ветки деревьев. Настя подумала о том, что, наверно, снег идет и за тысячу шестьсот километров от Москвы, в Осло, где мама, суетясь на кухне и весело напевая себе под нос, печет пироги с яблоками для своей прилетающей завтра дочери, еще не зная, что дочь не прилетит. И не будет у нее, дочери, хорошего Нового года – с громким смехом, с пузырящимся в высоких бокалах шампанским, с прогулкой по ночному, яркому норвежскому городу, а будет только одиночество и тоска.
От безысходности Настя разревелась. Она уткнула лицо в колени, плечи ходили ходуном. Было жалко себя и маму с папой, которые с нетерпением ее ждут – для них будет ударом известие о том, что она не прилетит; и тетю Нину с дядей Мишей – им предстоит встречать Новый год у постели больной; и Мишину маму, хоть Настя ее никогда и не видела, – но это ведь врагу не пожелаешь заболеть на самый светлый в году праздник, к тому же так серьезно.
Билеты теперь пропадут, их, наверно, уже не сдашь. А в следующий раз она сможет поехать к родителям только
Слезы лились и лились. Даже подошедший к подоконнику и положивший голову ей на колени Фекла не мог ее утешить.
Ближайшее будущее рисовалось в самых мрачных тонах. Мысль о том, что можно попробовать найти кого-нибудь, кто мог бы позаботиться о Фекле, пришла и тут же ушла. Кто согласится три раза в день наведываться в ее квартиру, кормить и выгуливать огромного, не настроенного на общение бегемота, которого к тому же еще, скорее всего, придется на разные лады уговаривать поесть и выйти на улицу, потому что без хозяйки он будет тосковать! И ладно бы два, ну три дня, так нет, больше двух недель – все каникулы! Сама Настя и то вряд ли бы согласилась, попроси ее кто о такой услуге.
Внезапно в стекло что-то сильно ударило, и девушка непонимающе уставилась на небольшой подоконник на той стороне окна. На нем лежал аккуратно слепленный снежок. А дальше – через двор в заснеженных деревьях – махал рукой стоящий на табуретке у своей форточки Портнов.
Когда их взгляды встретились, Артем потянул на себя щеколду на оконной раме, но распахнуть створку ему не удалось. Тогда он жестами показал Насте, чтобы она немедленно спустилась во двор.
Недоумевая, что случилось, девушка натянула свитер, сунула ноги в сапоги, набросила куртку и поспешила вниз. Обогнула дом.
Артем уже стоял рядом с ржавым столбом. Увидев Настю, он быстро пошел к ней.
– Ты чего без шапки и без шарфа? – вместо приветствия спросил он.
Девушка пожала плечами.
– Забыла надеть.
– Ну, тогда пошли к тебе или ко мне, а то простынешь. На улице, между прочим, мороз. И в тепле ты мне расскажешь, по какому поводу так горько плакала.
Он пристально смотрел в ее лицо, и было в его взгляде что-то такое, что заставило Настю покраснеть и отвести глаза.
«Наверно, я сейчас выгляжу хуже некуда – глаза красные, заплывшие, нос распух», – подумала она.
– Пойдем ко мне, – произнесла Настя вслух. – И правда холодно.
– А как ты понял, что я плачу? – спросила она уже в подъезде. – Неужели в окно так хорошо все видно? Или у тебя бинокль на такие случаи припасен?
– Нет, бинокля, увы, нет, но идея мне понравилась, – улыбнулся Артем. – А как понял… Ты тряслась. Вряд ли от смеха. А потом сама поза. Обычно люди сидят, уткнувшись лицом в колени, только когда им плохо. – Он задумался. – Я сразу понял, что у тебя что-то произошло, когда тебя увидел.
Девушка кивнула, удовлетворившись его объяснением.
– Заходи. – Она открыла дверь и позволила Артему первым войти в прихожую.
Недоумевающий, куда это понеслась без него одетая не по погоде хозяйка, Фекла сидел у двери. Он два раза махнул хвостом, приветствуя Портнова, затем ткнулся носом в Настину ладонь, прося о ласке. Девушка утопила пальцы в густой шерсти на его загривке.
– Чаю хочешь? – обратилась она к Артему. – У меня чайник должен быть еще горячим.
– Чаю так чаю, – согласился парень. – Только расскажи сперва, что случилось.