Музыка смерти
Шрифт:
В повседневной жизни происходит так много изменений, не многим меньше их и в области инженерной биологии. Христос Всемогущий, иногда информация, казалось, обновлялась чуть ли не каждый час, словно вирусы-гипермутанты, с которыми, по слухам, не перестают играть в компании «Медтех». Для Майкла все стало двигаться слишком быстро — новые вирусы-мутанты, прорывы генетической инженерии в новые сферы, исследования в космосе, а теперь еще и эксперименты с чужими. Новая информация выскакивает со всех сторон, и ее надо запоминать. Прожорливая человеческая раса никогда не удовлетворит своего аппетита к знаниям. Молодым человеком он считал этот аппетит хорошим качеством. Сейчас он в этом не настолько уверен.
Получалось, что к концу карьеры Майкл оказался без какой-либо конкретной
Завтра новый день работы над замыслом Эддингтона. Ощущение восторга и чего-то другого… ужасного. Предстоявшее вскармливание и выращивание проклюнувшегося чужого дьявольски пугало Майкла, но был ли у него выбор? Он не мог отказаться от назначения, потому что «Синсаунд» тут же отправила бы его в отставку. Компания, вернее, Кипне терпит работающих по найму, которые смеют артачиться. Будущее без работы ужасало его больше, чем замысел Эддингтона, который сопряжен не только с тем, что повлечет за собой кража яйца и его незаконное проклевывание. Но отставка будет означать полное крушение его нынешней жизни. Придется оставить тесную квартирку и переехать в один из крохотных комплексов для пенсионеров в Вест-Сайде, где полно тараканов, шума и едва переставляющих ноги соседей, которые умеют лишь вмешиваться в чужие дела. А что они скажут, когда он захочет послушать что-нибудь из «Видений мертвеца» или «Семьи манекенов Вебстера» в два часа ночи?
Но с другой стороны, что такое работа над «Симфонией ненависти», если взглянуть трезво? Майкл высказался в поддержку следующего шага, но принести человека — фанатик он или нет — в жертву твари, безмозглому, непомерно громадному насекомому, которое отнимет его жизнь, чтобы жить самому… Что даст ему освобождение от чувства вины?
Конечно, это на совести Деймона Эддингтона, к которому Майкл не мог относиться иначе как с симпатией. Сравнительно молодым и еще способным вспылить, даже когда его не охватывала жалость к себе, Майкл видел в Эддингтоне жертву грязной политики «Синсаунд», доведенного до грани безумия человека, созидательные импульсы которого компания направляла и эксплуатировала на потребу собственным интересам. Но это было только началом. Майкл слышал в музыке Деймона многое, что утрачено во всех нынешних записях, — яркие, страстные, едва ли не бешеные фрагменты, к которым давно насаждается отрицательное отношение. Нечего удивляться, что Эддингтон мрачен и подавлен душевной мукой.
Но… что может помочь ему сорваться с привязи, если «Синсаунд» продолжает заботливо выхаживать именно мрачный творческий настрой этого прирученного ею эксцентричного художника?
Глава 8
— Вот что у нас есть, Райс. Это окончательные результаты проверки улик кражи в Лаборатории ресурсов чужих.
Фил Райс поднял взгляд на Тоби Роник, заведовавшую лабораторией экспертизы следственного отдела по особо опасным преступлениям компании «Медтех». Она опустила папку-скоросшиватель в корзину для входящей корреспонденции на углу его стола. Обложка папки была красного цвета, как принято для дел, связанных с особо тяжкими преступлениями, но ничтожно тощая. Одно это говорило о многом.
— Это все результаты? — спросил Райс,
Улыбка, которой она одарила его в ответ, выглядела открытой, однако рамка обрамлявших зубы ярко-красных блестящих губ явно оставалась под неослабным контролем. Какое-то мгновение больше всего на свете ему хотелось пригласить ее на обед и услышать в ответ «да». Ходили слухи, что она остроумна и умеет отшить парня прежде, чем у того разыграется аппетит, стоит ему обронить неудачное слово. С большой неохотой Фил решил сейчас не рисковать. Ему нравилась жизнь, полная опасностей, но это вовсе не означало, что он мазохист. Как-нибудь в другой раз. Она определенно мила…
Тоби снова взяла в руки папку, раскрыла ее и пошелестела содержимым, показав ему, что подшито всего три или четыре листа бумаги.
— А вы ждали другого?
Райс пожал плечами и откинулся на спинку кресла.
— Всегда есть надежда, — виноватым тоном ответил он, изобразив на лице то, что ему казалось шутливой улыбкой, и они на мгновение встретились взглядами.
— Прелестная попытка. — Она опустила папку на стол и направилась к выходу. Он еще не дотянулся рукой до папки, когда Тоби внезапно крикнула с порога:
— Эй, Райс!
— Да? — откликнулся он, подняв удивленный взгляд. Она остановилась в дверном проеме, повернув к нему голову. На ее губах играла слабая улыбка.
— Знаете, вам следовало бы обновить ваш стандартный набор. Вы говорите так, будто запаслись им на повторных показах «Игр перед свиданием 2100 года».
Райс открыл рот, чтобы возразить, но Тоби уже вышла. Удалявшийся стук каблуков говорил, что услышать она сможет разве что его крик. Но кричать не стоило: поди знай, нет ли там еще кого-нибудь в коридоре.
— Прекрасно, — пробормотал он. — Коли мой подход тебе не нравится, плати за свой чертов обед сама.
Он с любопытством раскрыл папку с результатами проверок, но нескольких секунд оказалось вполне достаточно, чтобы убедиться в правоте Тоби. Подтверждалось, что кожа подушечек пальцев выжжена лазером, не обнаружено ни генетических следов, ни имплантаций, ни записей радужных оболочек глаз — ничего из имевшегося в Соединенных Штатах, что можно бы было связать с найденными трупами. Он ничего и не ждал, но вот то, чему Тоби дала определение «стандартный набор», действительно всегда оставалось единственным способом выражения чувств Райса, и виною всему его самый главный и наиболее досадный недостаток — смехотворный, неискоренимый оптимизм. Вот и на этот раз от него не осталось камня на камне. Иногда Райс задавал себе вопрос, хорошо ли он осмысливает получаемые уроки.
Повернувшись вместе с креслом, он уставился в окно. Райс вспомнил собеседование перед поступлением сюда на работу шесть лет назад, и на его лице заиграла вялая улыбка. Ему расхваливали кабинет с видом из окна как одну из главных привилегий. Циничный взгляд Райса заставил нового работодателя спешно сдать назад:
— Вы правы, какой-то особенной разницы, конечно, нет, но это позволяет терпимее относиться к мелким повседневным обязанностям. Вид из окна снимает стресс.
Терпимее? Может быть… Иногда он думал, что было бы лучше не иметь возможности изредка бросить взгляд вниз на Центральный парк и Верхний Вест-Сайд. Себя-то не одурачить подгоняемыми под время года деревьями, травой или яркими цветами, что красуются вдоль дорожек каждой весной. Что проку в этих искусных творениях инженерной биологии, когда во всем городе едва ли где-нибудь сохранилась зелень. Листва деревьев парка — это просто иллюзия джунглей, намалеванных на оберточной бумаге, в которую Упакован этот остров, эта громадная консервная банка, битком набитая людьми. Он спрашивал себя, не проклятый ли оптимизм рисует ему признаки надежды в поведении снующих внизу людей. Дело, видимо, в звуконепроницаемости стен здания, за которыми не слышен грохот аэроциклов. Там, внизу, он вряд ли смог бы его вынести.