Музыкальная шкатулка Анны Монс
Шрифт:
— Здравствуйте.
Ксюша как раз сражалась с кулером. С техникой она ладила, более того, техника Ксюшу любила и сбоила редко, а вот с кулером у нее шла давняя война. Не работал он — и все тут.
Краем глаза она уловила движение.
Стасик поднялся с дивана, на котором он возлежал, устроив себе законный пятнадцатиминутный перерыв. Все знали, что в это время Стасика лучше не трогать — голова у него золотая, а характер — сволочной. Кричать, конечно, он не станет, но долго будет вспоминать о том трагическом дне, когда…
Димочка,
В общем, странно все это выглядело.
И эта странность придала Ксюше сил. Тугой насос вдруг поддался. Из крана брызнула вода, и, естественно, мимо стакана.
Прямо на новые Ксюшины туфельки. Замшевые…
От огорчения и неожиданности, от коварства такого Ксюша выругалась. Громко. Душевно. И потом только обернулась… ну вот, вечно с ней что-то не то приключается!
Посреди залы стоял незнакомый тип в коричневом пиджаке скверного пошива и разглядывал Ксюшу с таким брезгливо-презрительным видом, что ей тотчас захотелось швырнуть в него стаканчиком. Но Ксюша умела бороться с собственными желаниями и, глубоко вдохнув, велела себе успокоиться.
— Соберите всех, — приказал тип.
Был он среднего роста, но в плечах — широк. Про таких Ксюшин папа говорил, что они и небосвод удержат. Возможно, типу и приходилось его удерживать, иначе откуда такая мрачность во взгляде?
Прямо-таки Ксюшу прощупал насквозь!
И туфельки ее светло-салатовые, водяными пятнами украшенные. И платьице — весеннего ярко-зеленого цвета, с кокетливыми рукавами-буф и завышенной талией. И волосы рыжие, в два хвостика собранные. И ожерелье из крупных камней, и браслетики, и фенечки, и даже чехол для мобильника, сделанный в виде мягкой черепашки.
И чем дольше тип смотрел, тем неуютнее становилось Ксюше.
Ужас, что за люди нынче пошли!
— Простите, — подала голос Эллочка, но ее медовым тоном не следовало бы обманываться: Эллочка умела ставить на место всяких неприятных клиентов. — Но зачем?
Тип вздохнул, поставил на стол, прямо на Димочкины драгоценные бумаги, замызганный портфель и объявил:
— Затем, что здесь давно пора порядок навести.
Порядок в конторе был, только… слегка беспорядочный.
— Звать меня Игнат Алексеевич. И я — ваш новый начальник…
Нет, слухи, конечно, ходили, что Алексей Петрович собирается оставить контору, он ведь уже немолод. И вообще, болеет часто, и снова вот заболел, но чтобы резко так… и без предупреждения…
Обидно!
Его ведь любили… и в больнице навещали, не потому, что выслужиться хотели, — в конторе все давным-давно были на своих местах, — а просто чтобы приятное ему сделать. И Ксюша заказывала цветы, а Эллочка журналы для него подбирала. И строгая Виктория Павловна готовила паровые куриные котлетки… а он взял
Нет, отчитываться перед сотрудниками Алексей Петрович не обязан, но все равно обидно.
Мог хотя бы позвонить… намекнуть.
Собрать всех было несложно. Селектор. Для Вареньки из бухгалтерии — сообщение в чатике. Для Акулины из логистов — SMS. Лешенька, курьер, в отъезде… и еще, Олега надо поймать, он вечно на черной лестнице прячется, когда думает и не желает, чтобы ему мешали.
Семь минут — и все в сборе.
За эти семь минут Игнат Алексеевич избавился от пиджака, ослабил узел своего ужасного галстука и осмотрелся. Увиденное ему определенно не понравилось.
— Еще раз добрый день, — голос у него был громкий, выразительный. — К сожалению, здоровье моего отца ухудшилось…
…То есть Алексей Петрович ему отцом приходится? И совсем они не похожи. Алексей Петрович — высокий, худой, изящный, а главное, что есть в нем нечто аристократичное. Этот же похож на борца. Или грузчика.
— …и он вынужден был передать управление конторой мне.
Интересно, надолго ли?
Игнат Алексеевич, словно услышав этот невысказанный вопрос, приподнял бровь и смерил Ксюшу презрительным взглядом:
— Боюсь, что навсегда.
Ужас. Совсем-совсем ужас! Не тот, который кошмар или катастрофа, но все равно ничего хорошего.
— В связи с этим я проведу ряд… изменений. Начнем с неприятного. Как вас зовут? — и он уставился на Ксюшу.
— Ксюша.
— Оксана, значит.
Вот не любила Ксюша, когда ее Оксаной называли. И когда смотрели на нее так, с прищуром! Еще и брови насупил, наверное, для пущей грозности.
— Вы кем здесь трудитесь?
— Секретарем…
— Оксана, вы уволены.
Охнула, схватившись за сердце, Виктория Павловна. Эллочка смерила нового шефа оценивающим взглядом, и Ксюше даже жаль его стало… а Стас, машинально потиравший виски, тряхнул головой и пробормотал:
— Это ни в какие ворота…
— Вы свободны, — с нажимом повторил Игнат Алексеевич.
— Прямо сейчас?
— Да.
— А дела передать…
— Без вас разберутся. Расчет получите в бухгалтерии.
— А вещи мои?
— Забирайте и… — не договорил, махнул на дверь и спиной к ней повернулся. Вот хам…
Вещи Ксюша сложила в плетеную корзинку для пикника. Корзинка эта — мамин подарок — оказалась в Ксюшиной приемной еще в прошлом году, уж больно была удобной, а вот теперь, выходит… Ксюша часто заморгала, отгоняя обиду прочь.
Ну, уволили, что теперь, вешаться с тоски?
Да ей самой не больно-то хотелось оставаться… Алексей Петрович — дело другое, с ним работать приятно, он всегда вежливый, внимательный, сдержанный… а этот — жуть жуткая.
В корзинку отправились подставка для ручек и любимая кружка, которую сестрица расписывала, и блюдце, тоже с росписью, но из другого набора. Степлер с кроликами. Запасные колготки, балетки, блокнотик…