Музыкальные вечера в Дахау. «Променад» по аппельплацу и лагерштрассе

Лифинский Василий

При лагере Лехфельд было постоянное представительство «информационной службы» капитана Карла Майра, который сыграл важную роль в «сотворении» Гитлера. Все, кто слушал Гитлера, хвалили его, называя «превосходным и страстным докладчиком», «выдающимся и темпераментным оратором» с «удивительным гортанным голосом», «с бледным худощавым лицом, не по-уставному свисающей на лоб прядью волос, коротко подстриженными усами и большими светло-голубыми глазами, в которых горел холодный огонь фанатизма». Именно на этот период ссылается и сам А. Гитлер в «Майн Кампф», когда пишет: «Да, я мог говорить». Он имел в виду не способность формулировать свои мысли и выражать их в словах – он делал это бесчисленное количество раз в

нескончаемых монологах со времен юности. Это означало: он был способен увлекать за собой аудиторию, что окажет огромное влияние на его собственную судьбу и на становление нацизма в Германии.

Будущий министр финансов Третьего рейха граф Людвиг Шверин фон Крозиг так оценил ораторское искусство Гитлера: «Нельзя было не выразить восхищение качествами, позволяющими этому человеку искусно руководить всеми дискуссиями, – его безупречной памятью, дающей возможность с точностью отвечать на любые вопросы; ясностью его ума, благодаря которому он смог свести самый сложный вопрос к простой – иногда даже слишком простой – формуле; искусством делать выводы и, наконец, умением подойти к хорошо известной проблеме с новой точки зрения».

Историк К. А. фон Мюллер пишет, как он заметил группу, «зачарованно слушающую человека, стоящего в центре. У него был необычайно резкий голос, и он обращался к ним с нарастающей страстностью. У меня было странное ощущение, что слушателей волновало то, что он говорил, и в свою очередь именно это волнение подстегивало его речь. Я увидел бледное худое лицо, окаймленное штатской челкой, короткие усики и поразительно большие, фанатично холодные бледно-голубые глаза». Когда же Мюллер указал на него своему школьному другу капитану Майру, тот заметил: «А, это Гитлер из полка Листа».

Капитан Майр быстро распознал пропагандистские способности капрала Гитлера. В июле 1919 года отдел Карла Майра составил для баварского военного министерства список «контактов» в различных воинских частях. В этом конфиденциальном документе также значился Адольф Гитлер. Майр считал Гитлера прекрасно подготовленным к любому бою на идеологическом фронте. Постепенно капрал сделался просто незаменимым, и капитан оставил свой командный тон, обращаясь теперь к нему в письмах с вежливой формулой: «Уважаемый господин Гитлер!» Выдвиженец Майра стал часто бывать в военном министерстве и считался «политическим сотрудником» отдела. Однажды в лагере Лехфельд возникла опасность солдатского бунта, офицеры теряли контроль над ситуацией. Туда сразу направился Гитлер и восстановил порядок.

23 августа 1919 г. другой «контактный человек», Лоренц Франк, докладывал по инстанции: «Гитлер как личность просто рожден для демагогии, необычайно притягательной манерой держаться и своим фанатизмом он без труда заставил митингующих прислушаться к себе».

Выступая перед немецкими солдатами, вернувшимися из плена и считающими себя обманутыми во всем, Гитлер безудержно обличал «версальский позор» и пагубность интернационализма – все это растолковывалось и обосновывалось закулисными махинациями некоего «всемирного еврейско-марксистского заговора».

Отчеты о работе Гитлера в Лехфельде подтверждают: он действительно обладал ораторским даром и мог без труда увлечь аудиторию. Сам Гитлер пишет об этом, не скрывая своей радости: «Из меня вышел оратор. Я испытал настоящее счастье. Теперь исполнилась моя мечта, я мог делать полезное дело, и где же – в армии! Мне, безусловно, удалось вернуть моему народу и моей родине сотни и тысячи слушателей моих. Я пропитал свой полк национальным духом, и именно на этих путях мы восстановили воинскую дисциплину». В дальнейшем он напишет: «Я иду по пути, указанному провидением, с уверенностью лунатика». А на митинге в Карлсруэ безапелляционно заявит: «Я преисполнен заботы о своем народе и руководствуюсь необходимостью защитить его

честь, с тем чтобы вернуть ему достойное положение в мире. И если из-за моих действий мой народ будет испытывать печаль и страдания, я буду просить Всевышнего наказать меня» (Толанд Дж. Адольф Гитлер).

Другим достойным внимания фактом является то, что именно во время своего пребывания в Лехфельде Гитлер впервые начинает нападать на евреев. Комендант лагеря в Лехфельде писал в управление округом: «А теперь о том, что касается прекрасной, ясной и темпераментной лекции капрала Гитлера о капитализме, который в этой связи коснулся еврейского вопроса. Несмотря на то, что еврейская проблема была представлена Гитлером очень хорошо и он особо подчеркнул германскую позицию, все же такого рода дискуссии легко могут дать евреям повод навесить на эти лекции ярлык антисемитской пропаганды» (Дж. Фрекем).

То, что к тому времени Гитлер стал считаться авторитетом по антисемитским вопросам, документально зафиксировано небольшим письмом капитана Майра от 10 сентября 1919 года. В этом письме он просит Гитлера ответить на вопрос, заданный ему другим пропагандистом, его подчиненным Адольфом Гемлихом. Вопрос был такой: «Каково отношение к евреям со стороны социал-демократического правительства? Подразумеваются ли в пункте «о равных правах» также и евреи, несмотря на то, что они составляют угрозу национальному характеру народа?» Майр просит Гитлера ответить вместо него, причем обращается к своему подчиненному капралу: «Sehr verehrter Herr Hitler». Обычно это переводят как «дорогой мистер Гитлер». Но тон немецкого выражения в действительности более почтителен, дословно оно переводится как «высокочтимый господин Гитлер». Немецкий ученый Иоахим Фест замечает, что «такое обращение капитана к капралу выглядит странно», а Вернер Мазер, известный немецкий историк, пишет, что это обращение «необычайно уважительное».

Еврейский вопрос трактовался Гитлером с известной долей осторожности, но он обсуждал его с особо пылкой страстью. Вероятно, именно поэтому капитан Майр и передал ему письмо бывшего «доверенного лица» – военного коменданта Мюнхена Адольфа Гемлиха, посвященное опасности иудаизма, предложив написать ответ (М. Штайнер. Гитлер).

Ответ Гитлера документально подтверждает, что к тому времени в его уме уже утвердилась структура, которая в том, что касается евреев, останется основой, «гранитным фундаментом» его идеологии до последних дней жизни. Здесь и чуждость еврейского народа, и опасность, которую он несет. Здесь же он пишет, что евреи – это раса, а не религия; здесь также можно найти утверждение о том, что в итоге целью борьбы с евреями должна быть их полная «ликвидация», что бы этот термин ни значил для Гитлера в 1919 году (Фрекем Дж. ван. Гитлер и его бог).

Гитлер считал, что антисемитизм, претендующий на то, чтобы стать политическим движением, должен основываться на «знании фактов». А факты таковы: в первую очередь еврейство – это раса, а не религиозное товарищество. Путём тысячелетнего кровосмешения, часто происходящего в самом узком кругу, еврей в общем острее сохранил свою расу и своё своеобразие, нежели многие из народов, среди которых он живёт. И результат этого – тот факт, что между нами живёт не немецкая, чужая раса, не желающая, да и не могущая пожертвовать своими расовыми своеобразиями, отказаться от своих чувств, мыслей и стремлений, и всё же политически обладающая всеми правами, как мы сами. И если уж чувство еврея занято только материальным, то тем более его мысли и стремления. Всё, что побуждает людей стремиться ввысь, будь то религия, социализм и демократия, для него это всё только средство для достижения цели – удовлетворения жажды денег и власти. Его деяния оборачиваются по своим последствиям расовым туберкулёзом народов (Fest J. Hitler. Eine Biografie. – Berlin, 1973).