Музыкальные вечера в Дахау
Шрифт:
«Изображение больших каникул» (Imagesdes Grandes Vacances) – именно так назвал свой фотоальбом, посвященный почти пятилетнему пребыванию в немецких лагерях, бывший французский военнопленный Франсис Амбриер. Для большинства западных военнопленных пребывание в плену оказалось именно такими «каникулами», куда более безопасными, чем пребывание на фронте, что подтверждает соответствующая статистика.
Когда в этот «маленький рай» привозили советских «недочеловеков», западные пленные испытывали настоящий шок. Кто бы мог подумать, что столь «цивилизованные и благородные немцы» могут так поступать с людьми?
Из показаний, данных французом Полем Розеном на Нюрнбергском трибунале: «Я не могу рассказывать здесь обо всех этих несчастных русских, выживших в Раве-Русской, не испросив
Мы видели много фотографий концентрационных лагерей и лагерей смерти, наши несчастные русские товарищи были в таком же положении с 1941 г. Их лица были даже не желтыми, а зелеными, у них не было сил двигаться, они падали на ходу целыми рядами. Немцы бросались на них, били прикладами винтовок, избивали кнутом. При виде всего этого французы начали кричать, и немцы заставили нас возвратиться в бараки. В лагере русских тотчас же распространился тиф, из 10 тысяч прибывших в ноябре к началу февраля осталось 2500.
Русские военнопленные, не будучи мертвыми, были брошены в общую могилу. Мертвых и умирающих собирали между бараками и бросали в тележки. Первые дни мы еще видели трупы в тележках, но так как германскому коменданту было не очень приятно видеть, как французские солдаты приветствовали своих павших русских товарищей, впоследствии трупы прикрыли брезентом».
Высокой смертностью среди русских заключенных поражены были не только содержавшиеся в тепличных условиях военнопленные европейских стран. Даже узники Освенцима, Дахау и Маутхаузена приходили в ужас, увидев обращение нацистов с советскими пленными. Испанец Франсуа Буа рассказал о не менее чудовищной картине: «…как только военнопленные вошли в лагерь, стало ясно, что они находятся в ужасном состоянии. Они даже ничего не могли понять. Они были так обессилены, что не держались на ногах. Их тогда поместили в бараки по 1600 человек в каждом. Следует отметить, что эти бараки имели 7 м в ширину и 50 м в длину. У них была отобрана почти вся одежда, которой у них и без этого было очень мало. Им разрешили сохранить только брюки и рубаху, а дело было в ноябре. В Маутхаузене в это время было 10 градусов мороза. По прибытии оказалось, что 24 человека из них умерло, когда они шли 4 км, отделявшие лагерь Маутхаузен от станции… Через несколько недель они были совершенно без сил, и тогда к ним стали применять систему истребления. Их заставляли работать в самых ужасных условиях, избивали, били палками, над ними издевались. Через три месяца из 7000 русских военнопленных осталось в живых только 30».
Какой гигантский рывок за период между двумя мировыми войнами совершила Германия от некого подобия соблюдения международных соглашений о военнопленных до полного и наглого игнорирования любых законов! Стремительный «прогресс», достигнутый нацистами всего за два десятилетия в области порабощения и умерщвления десятков миллионов людей, стал самой большой опасностью для жизни людей на планете за все время существования человечества.
Правительству Николая Романова, а затем и буржуазному Временному правительству, лидерам буржуазных и мелкобуржуазных политических партий и общественных организаций страны была хорошо известна трагическая судьба пленных солдат и офицеров русской армии, но все они не предпринимали никаких реальных мер для ее изменения. Видный деятель французского и международного рабочего движения Жак Дюкло, в те годы французский военнопленный Мешедского лагеря в Вестфалии, спустя десятилетия писал: «К пленным в лагере относились по-разному: к американцам – очень хорошо, к англичанам – средне, французов причисляли к категории ниже средней. Что же касается итальянцев, то
27 апреля 1918 г. было опубликовано решение Совета Народных Комиссаров, подписанное Лениным, об учреждении Центральной Коллегии по делам пленных и беженцев, сокращенно именовавшейся Центроплен. В мае 1918 г. Ленин подписал постановление Совнаркома, касавшееся Общества Красного Креста. «Главная задача Русского Красного Креста есть помощь военнопленным», – говорилось в постановлении.
В тревожные июльские дни 1918 г. в Москве проходил V Всероссийский съезд Советов рабочих, крестьянских и казачьих депутатов, который принял уникальный документ. «Пятый съезд Советов, – говорилось в нем, – шлет горячий привет нашим пленным, томящимся на чужбине, и с нетерпением ждет возвращения братьев-солдат. Пятый съезд Советов считает совершенно неотложной задачей организацию всесторонней помощи нашим пленным. Советская Россия обязана при самых трудных условиях сделать все возможное для обеспечения братьев-военнопленных. Съезд постановляет послать уполномоченному РСФСР в Германии двадцать пять миллионов рублей специально для организации на месте помощи нашим братьям, еще находящимся в плену на чужбине».
В. И. Ленин, выражая волю съезда, телеграфировал комиссару станции Орша Д. Е. Иващенко: «Благодарю за пропуск 36 вагонов в Германию: это для наших бедствующих военнопленных. Прошу опровергать все гнусные клеветы и помнить, что мы должны помогать нашим военнопленным изо всех сил» (Бродский Е. А. Забвению не подлежит).
После подписания мирного договора в Брест-Литовске 3 марта 1918 г. солдаты бывшей царской армии больше не стали считаться представителями вражеской державы. Любопытно, что часть из них во время революционных событий в Баварии (1918–1919) даже воевала на стороне баварской Красной Армии. И только в июне 1921 г. наконец была проведена последняя репатриация русских солдат.
На смену русским военнопленным в 1918–1919 гг. в эти же лагеря стали прибывать немецкие солдаты, находившиеся в русском плену. Пока по всей стране шел процесс демобилизации, за бывшими пленными надзирали не только военные, но и гражданские лица, ставившие задачу вдохнуть в этих людей, потерявших всякие ориентиры, веру в новую Германию.
19 августа 1919 г. в военный лагерь Лехфельд в качестве «доверенного лица» был направлен выпускник курсов рейхсвера Адольф Гитлер. Вскоре после этого его фамилия появилась под номером 17 в одном из списков личного состава так называемой команды по проверке лагеря Лехфельд: «Пех. Гитлер Адольф, 2-й пех. полк, ликвидационный отдел».
При лагере Лехфельд было постоянное представительство «информационной службы» капитана Карла Майра, который сыграл важную роль в «сотворении» Гитлера. Все, кто слушал Гитлера, хвалили его, называя «превосходным и страстным докладчиком», «выдающимся и темпераментным оратором» с «удивительным гортанным голосом», «с бледным худощавым лицом, не по-уставному свисающей на лоб прядью волос, коротко подстриженными усами и большими светло-голубыми глазами, в которых горел холодный огонь фанатизма». Именно на этот период ссылается сам Гитлер в «Майн Кампф», когда пишет: «Да, я мог говорить». Он имел в виду не способность формулировать свои мысли и выражать их в словах – он делал это бесчисленное количество раз в нескончаемых монологах со времен юности. Это означало: он был способен увлекать за собой аудиторию, что окажет огромное влияние на его собственную судьбу и на будущее Германии.
Будущий министр финансов Третьего рейха Людвиг Шверин фон Крозиг так оценил ораторское искусство Гитлера: «Нельзя было не выразить восхищение качествами, позволяющими этому человеку искусно руководить всеми дискуссиями, – его безупречной памятью, дающей возможность с точностью отвечать на любые вопросы; ясностью его ума, благодаря которому он смог свести самый сложный вопрос к простой – иногда даже слишком простой – формуле; искусством делать выводы и, наконец, умением подойти к хорошо известной проблеме с новой точки зрения».