Музыкант
Шрифт:
– Не ходят!
– злобно отрезал член.
– Я вот одного видел, - пошел я на отчаянный блеф.
– Кого? Когда? В каком именно театре? Фамилию назвать можете?
– Ээээээ, во МХАТе видел, это был комсомолец Иванов, - брякнул я.
– Ага, Иванов, Петров и Сидоров, - хохотнул член.
– Ладно, мы проверим факты, но вы так и не ответили на поставленный вопрос. Почему? Комсомольцы? Не ходят? В театр?
– Я не знаю, почему они не ходят. В кино-то ходят! Ведь еще Ленин говорил: 'Из всех искусств важнейшим для нас является кино!' А про театр он ничего не говорил.
Надо же, показалось, что мой ответ
– Ладно, товарищ Мальцев, идите и подождите в коридоре. О своем решении мы сообщим вам позже.
Следующие тридцать минут прошли в томительном ожидании. Я не знал, куда себя деть, меряя шагами коридор из одного тупика в другой. Наконец открылась дверь, из комнаты вышел давешний член и направился ко мне.
– Егор Дмитриевич, хочу поздравить вас с высоким званием советского комсомольца!
– с пафосом произнес он.
– Комсомольский билет получите через неделю у секретаря.
Так я стал комсомольцем! А после ноябрьских праздников, во время нашей очередной встречи с группой 'Апогей', Миха вышел с предложением.
– Егор, ты не против, если мы с парнями запишем магнитоальбом с твоими песнями? Естественно, ты везде будешь указан как автор.
Против магнитоальбома я ничего не имел. Правда, задумался, стоит ли указывать мое авторство, как бы чего не вышло, но в итоге элементарное тщеславие взяло верх. Я дал отмашку, но при условии, что запись будет проходить в моем присутствии. Если уж делать - то на совесть, под моим непосредственным контролем.
И если уж на то пошло, то все же придется идти в ВУОАП. На удивление, там без вопросов зарегистрировали песни. А я-то переживал... Что ж, теперь 'битлам' и кое-кому еще придется придумывать новые хиты.
Благодаря папе Михи, работающему в торгпредстве и имевшему множество полезных связей, музыкантам на субботу и воскресенье выделили студию звукозаписи Всесоюзного радио. Причем вместе со звукорежиссером, который, надо полагать, также что-то поимел с папы Михи. А неплохо для этого времени упакована студия, очень неплохо. У нас в конце 70-х и то такого не было.
Парни немного подивились, глядя, как ловко я управляюсь с аппаратурой. А я был в своей стихии, вспоминал немного подзабытые навыки. Эх, как же я соскучился по этой работе!
За два дня мы умудрились записать целых 11 песен. Причем в нескольких вещах я играл партии то соло-гитары, то баса, то клавишника, даже барабанщика пару раз направлял в нужное русло собственным примером. Но зато записи получились не то что приемлемого, а вполне отличного качества! Не мудрствуя лукаво, альбому дали название 'Дебют/Debut
Все же немного обидно, что я всего лишь автор песен, да соучастник нескольких инструментальных партий. А ведь мог бы так сразу обессмертить свое имя... Хотя ладно, лучшее - враг хорошего. Или от добра добра не ищут. Больше пословиц такого типа я не помнил, но смысл, надеюсь, понятен. А я на всякий случай купил в книжном магазине самоучитель английского языка. Ежели некоторые органы начнут вдруг трясти меня на предмет знания языка вражеской страны - фантазии у них на это вполне хватит - то я потрясу этим вот самоучителем, и объясню, как сочинял свои песенки. Но все же надеюсь, что Штирлиц не окажется близок к провалу. Кстати, не 'сочинить' ли заглавную песню из фильма 'Семнадцать мгновений весны'?
Глава 10
Я как-то не задумывался над тем, почему Никодим практически никогда не покидает коммунальную квартиру. Разве что в ближайший магазин прошвырнется на пятнадцать минут, да и то нередко немудреную провизию ему покупали соседи. По словам матери, пенсия у старого вора была мизерная, наверное, он и жил по средствам, ему много не требовалось. Да и не пил он, что меня хоть и удивляло, но не так уж сильно.
Гости у него тоже были редкостью. Регулярно наведывался только один, молчаливый коротышка, не снимавший кепку даже в помещении, с глубоко посаженным глазками и колючим взглядом. Он приходил примерно раз в месяц, ни с кем не здороваясь, шмыгал в комнату Никодима, и так же незаметно выскальзывал обратно.
Многое, если не все, прояснилось перед новогодними праздниками, но лучше бы я и дальше оставался в неведении, чем узнать все вот таким способом.
Эх, Никодим... Хороший был мужик. Почему был? Потому что 23 декабря его не стало. Я-то в это время в училище грыз гранит музыкальной науки, а к Никодиму средь бела дня зашли трое, представившиеся его товарищами. Через полчаса покинули коммуналку, учтиво раскланявшись с вертевшейся на кухне нашей старушкой Прасковьей Степановной, причем хозяин комнатушки почему-то провожать их не вышел. Не казал носа он из своей комнаты весь день, и два следующих, а на третий обитатели коммуналки почувствовали неприятный запах. Стали искать источник. Так и допетрили, что запашок пробивается из жилища Никодима. Дверь оказалась незапертой. Зашли, и обнаружили, что в комнате все вверх дном, а авторитетный вор лежит на полу без признаков жизни. Да и трудно быть живым, когда - опять же по словам соседей - на теле нет живого места, да еще и кляп во рту, чтобы, вероятно, человек под пытками издавал поменьше звуков. А судя по фиолетовой полосе на шее, Никодима задушили удавкой. Да, непростые оказались визитеры...
Ну понятно - милиция, судмедэксперты, кипеж поднялся, нашлась даже какая-то дальняя московская родственница, которая вроде бы приехала в морг за телом... Я как-никак сподобился прийти на скромные похороны. Все ж таки был человеку при жизни обязан. Провожали старика в последний путь немногие. Среди тех, кто пришел отдать последний долг, были явно несколько человек, имеющих отношение к криминалу, о чем свидетельствовали наколки и характерное поведение. Ничего удивительного, может быть, он с кем-то из них когда-то чалился в зоне.
А вскоре по коммуналке поползли слухи, что Никодим-то, оказывается, был не простым авторитетом, а держателем общака, кассиром. И вот этот самый общак его 'гости' и искали, потому и следы пыток на теле несчастного вора. А нашли или нет - это совсем другой вопрос. Во всяком случае, после кончины Никодима в его комнате шарили и опера с криминалистами, и позже, игнорируя опечатанную дверь, внаглую вломились какие-то дядьки, при виде которых все шустро попрятались по своим комнатам. Я опять проглядел этот момент, почему-то все самое интересное происходило в мое отсутствие.