Мы, аристократы - 6
Шрифт:
– Луна, посмотри на моих мозгошмыгов, а затем отправь это воспоминание в думосброс, - скомандовал я.
Через пару минут мы уже разглядывали воспоминание. Моя голова на нём была окружена чем-то вроде лучистого золотисто-синего ореола или энергетического шлема, в левой половине которого виднелось несколько завихрений.
– Вот, Гарри, - торжествующим голосом заявила Луна.
– Вот это твои мозгошмыги!
– М-да?
– я направил внимание на один из вихрей, заставляя думосброс показать его крупным планом. Вблизи стало видно, что это не живое существо, а турбулентное явление, образующее нечто вроде маленькой
– Оу!
– воскликнул Джастин.
– Я читал дома, что левое полушарие мозга отвечает за аналитическое мышление, а правое - за образное. Гарри, это не глюки, это у тебя шарики в голове крутятся! Ну, знаешь, такие, от слова "шарить" в смысле "соображать".
– Соображарики, - хихикнула Ромильда, развеселив заодно всю компанию.
– Ага, но если они справа, это уже воображарики, - добавил Джастин в общее веселье.
– Я же говорила, что они есть!
– радостно воскликнула Луна.
– Давай, Луна, ещё кое-что проверим, - я усилил свои окклюментные щиты.
– Посмотри сейчас и скинь воспоминание заново.
Вихрей оказалось ровно столько же и в тех же местах, но они заметно уменьшились в размерах.
– Луна, ещё раз, - я усилил щиты ещё.
Она снова скинула воспоминание в думосброс. Теперь завихрения над моей головой полностью исчезли.
– Ну что тут сказать...
– я кивнул на воспоминание.
– Леди и джентльмены, если вы не хотите выставлять своих мозгошмыгов напоказ, учитесь окклюменции. Или не учитесь, всё-таки это у Луны уникальная способность.
– Они не всегда одинаковые, время от времени они меняются, - добавила Луна.
– У тебя красивые мозгошмыги, Гарри, а у некоторых такие кляксы...
После этого её заявления никто почему-то не захотел полюбоваться на своих мозгошмыгов. Зато всем стало любопытно, как выглядят остальные существа - и Луна стала скидывать воспоминания о них в думосброс. Большинство из них оказались такими же энергетическими сгустками, но некоторые и в самом деле вели себя, как примитивные живые организмы. Стало ясно, что эта область исследований, возможно, в чём-то и была полезной, но прямо сейчас прикладного значения не имела. Она вполне могла подождать своего сумасшедшего учёного.
Я посоветовал Луне собрать коллекцию этих существ в виде флаконов с копиями воспоминаний и выделил для них шкаф в кабинете географии. Она с энтузиазмом взялась за дело. Отдельную полку в этом шкафу занял и Рольф, высоко оценивший возможность хранить подобным образом свои наблюдения за животными. Всё-таки сами воспоминания понемногу тускнеют и уходят в подсознание, а копии во флаконах не портятся и всегда под рукой.
Уже через неделю они вдвоём заполнили шкаф и подошли ко мне.
– Флаконы занимают очень много места, - пожаловался Рольф.
– Гарри, а ты можешь создать специальную сумку с расширенным пространством для их хранения? Или ящичек там, шкатулочку - в общем, контейнер? Мы бы тогда в шкафу эти шкатулочки хранили.
– Специальную сумку?
– над этим стоило подумать.
– Я прикину, что тут можно сделать.
– Но тебе же это не трудно, мне тут сказали, что сумки ты запросто зачаровываешь.
– Обычные - да, но раз уж этим всё равно заниматься, хотелось бы что-нибудь поудобнее. Если, допустим, начаровать пространство с особыми свойствами, возможно, тогда удастся обойтись без флаконов... вынимать воспоминание оттуда
– размышлял я вслух, а Рольф таращил на меня глаза:
– Ты в самом деле можешь всё это сделать?!
– Не попытаюсь - не узнаю. Всё когда-то делали впервые. Тут проблема упирается в свойства внутреннего пространства, в худшем случае получится только то, что ты попросил, уж это-то я точно смогу. Неси контейнер или что там у тебя, я начарую в нём обычное расширенное пространство, на первое время вам хватит.
Луна подсунула мне шкатулочку, я прямо при них зачаровал её и отдал обратно. Они ушли довольные, а я остался обдумывать подброшенную идею. И чем больше я её обдумывал, тем больше она мне нравилась.
Реализация подобной библиотеки воспоминаний могла бы стать основой как для рабочего дневника, так и для семейного альбома. Даже мне было что в ней хранить - хотя бы результаты приёма Джастином моего магического эликсира, воспоминания о которых я продолжал собирать.
Этим стоило заняться, но сначала нужно было пережить Хеллоуин, на который в Хогвартсе неизменно случалась какая-нибудь неприятность. Впрочем, в школе стало безопаснее: щиты были усилены, тайные ходы перекрыты, преподаватели и старосты следили за порядком, межфакультетская вражда после роспуска ГАД сошла на нет - на этот раз должно было обойтись без происшествий. Но как бы оно там ни вышло, за час до полуночи я должен был явиться в главный ритуальный зал Хогвартса для проведения ритуала подпитки замка магией.
Отделаться только кровью я в этот раз не собирался. Как именно Основатели превратили обычный замок в волшебный, я напрямую спросил у Ровены - и да, оказался прав: каждый из них при инициации замка вложил туда частицу своей души. Это были не хоркруксы, мёртвым грузом отягощающие предмет, а нечто иное, придающее ему своеобразную одушевлённость и разумность. Не вполне человеческую, но предмет переставал быть просто вещью.
Сейчас эта магия души, ничем не подкрепляемая за истекшую тысячу лет, поизносилась и почти что выдохлась. О том, что прежде замок навевал его обитателям подсказки, учебные и лечебные сны, что он мог направлять заблудившегося ученика к выходу, я узнал только от Ровены, а она узнала от меня, что теперь ничего этого нет, и забеспокоилась. Елена ни с кем из живых не общалась, ей неоткуда было об этом узнать и рассказать матери, поэтому мои сведения оказались для Ровены неприятным сюрпризом.
Когда я сказал ей, что собираюсь усилить магию замка, она настояла на ритуале душевного вклада. Чтобы узнать, годится ли для этого хоркрукс, я был вынужден рассказать ей свою историю - характерно, что её это нисколько не шокировало, а скорее заинтересовало, в ту эпоху была совершенно другая этика. Как выяснилось, Герпий Злостный не изобрёл хоркруксы, а только удосужился написать о них - во времена Ровены существовал не один способ перерождения, а этот был одним из худших. Сама она только слышала об их существовании, без ритуальных подробностей, а сами ритуалы оставались родовыми тайнами и постепенно исчезали вместе с родами, чтобы где-нибудь быть открытыми заново.