Мы – драконы
Шрифт:
– Это неправда, – Ивейна еле сдерживала слезы, – такого не может быть. Я ничего не делала специально, матушка, я просто очень хотела им всем помочь.
– Тебе нужно научиться нею управлять, Иви, и здесь тебе очень пригодился бы наш гость мэтр Северин. Но я должна предупредить тебя, дитя, тебе следует быть с ним осторожной.
– Но он так мил ко мне, – попыталась возразить Ивейна, но Тона крепко схватила ее за руку и зашептала: – Слушай меня, Иви. Я не знаю, как это может быть, однако ваша иллама очень похожа. Я слышала, что мэтр прибился к девину Ингару совсем без
– Мы с ним родственники? – шепотом спросила Ивейна.
– Не знаю, дитя, не знаю…
– Вы перестали называть меня дочкой, матушка, – тихо сказала Ивейна, – разве я чем-то провинилась?
– Я не знаю, как ты теперь захочешь, чтобы я называла тебя, Ив, – начала было Тона, но Ивейна бросилась ей на шею, и женщина, не имея сил сдерживаться, разрыдалась, притянув ее к себе.
– Я не знаю другой матушки кроме вас, и найдутся или нет мои настоящие родители, вы всегда будете первыми.
Когда Ивейна улеглась в свою постель в мансарде, Тона сидела рядом и гладила ее темные волосы, разметавшиеся по подушке.
– Пресветлая Матерь ведет тебя в Леарну, доченька, значит, твое время пришло. Посмотри на нас, мы с Абидалом простые люди, а с тех пор, как ты у нас появилась, наши гости все короли, знатные господа и даже сам его величество. Сердце говорит мне, что твое место там, среди них, а не среди простых селян.
– Матушка, ну его величество амир Эррегор бывает у нас уж никак не из-за меня, – хитро взглянула на нее Ивейна. Тона чуть слышно вздохнула.
– Амир Эррегор красивый мужчина и очень благородный, и зачем только он связал себя с этой черной женщиной Алентайной, знает один Небесный Бог. Но она его амира, и я не должна так о ней говорить.
– Мне тоже не по душе амира Алентайна, матушка, – Иви взяла Тону за руку, – мало того, у меня такое чувство, что сам амир ее терпеть не может! А на вас он всегда смотрит с такой тоской, что мне его прямо жаль становится, особенно когда вы с ним так холодны и сдержанны.
– Они соединены брачными узами, доченька, как и мы были с Абидалом. А что Небесный Бог сочетает, не людям то разлучать, – Тона снова вздохнула и чуть тише добавила, – а уж как бы мне хотелось по-другому, доченька, пусть простит меня мой покойный муж, Пресветлая Матерь знает, что пока он был жив, я и в мыслях себе ничего не позволила.
– Я не могу судить, матушка, – решилась Ивейна, – но мне давно кажется, что наш амир любит вас всем сердцем. Так почему ему не прогнать эту ужасную женщину, которая не любит его и не связать свою жизнь с вами?
– Да кто ж я такая, деточка, – горько проговорила Тона, вновь поглаживая Ивейну по голове, – он такой большой дракон, ему нужна иллама, а во мне и искорки не наберется. Хоть и в амире ее почти не видно за ее темной душой, но я ему не пара. А ты спи, спи малышка моя ненаглядная, завтра в дорогу, нужно набраться сил.
Она потушила лампу, поцеловала дочь и вышла из комнаты.
Эйнар Астурийский исподлобья наблюдал за происходящим, и нравилось оно ему все меньше и меньше. Во-первых, Ив. С самого
Да и вчера она только то и делала, что пламенела и смущалась, избегала смотреть ему в глаза и без конца величала «его высокородием», что изрядно раздражало Эйнара. Подумаешь, увидела голозадых принцев, неужто в этой дыре не нашлось желающих просветить шестнадцатилетнюю девицу? Хотя с ее внешностью могло случиться и так.
Вот, например, ни Амарилия, ни Тальяна, он готов был об заклад биться, даже бровью бы не повели. Так, хмыкнули бы порядка ради, чего уж стесняться после тех игрищ, какие Эйнар и его гости устроили, помнится, на его недавнее двадцатилетие, когда удалось споить всех воспитателей-надзирателей, да благословит Небесный Бог его сиятельство графа Домбара!
Больше всего Эйнара позабавила игра в фанты, уж такие желания благовоспитанные девицы молодым людям загадывали, только держись. Иви там от стыда, наверное, сгорела бы дотла. Самым невинным заданием было передать от юноши девушке глоток игристого сириданского без кубка и без рук.
А когда им с Дастианом загадали нагишом моравов изображать? Эйнар до сих пор помнит блестящие глаза и закушенные губки своих избранных. Зато они с парнями расквитались с баловницами на славу, когда устроили игру в кости на раздевание. И при этом все девы как одна чисты и непорочны, ни один девин не подкопается, даже такой ушлый как Рас.
Лишь когда Эйнар пригласил Ивейну на обряд сияния в Леарну, она ожила ненадолго, но ровно до тех пор, пока не увидела портреты невест. И ведь он не просто так показал их. Пусть сейчас он и не смеет ослушаться отца, и вынужден пригласить Иви на обряд, но выбрать его потом точно никто не заставит. Так что честно будет, если у неё сразу не останется никаких надежд.
А сегодня Эйнар смотрел и глазам своим не верил. Куда делось все смущение? Утром Ивейна принесла им завтрак и лишь только вошла, он сам не знает почему подтянулся, пригладил волосы и сел ровнее. Дастиан тот вообще сидел, словно палку проглотил. Она держала себя с таким достоинством, с такой уверенностью, что Эйнар лишь диву давался. Это что ж с ней такое случилось?
И какое же его истинное отношение к Ив? Принц задумался и приспустил поводья. Что ему за мысли вообще лезут в голову? Это Дастиан с Расом всему виной, бросили его одного, а сами облепили карету, в которой ехали Иви с матушкой.
Вон Дастиан разве что в окно кареты не влез, а Ив тоже хороша, высунулась из окошка и щебечет. И Рас рядом поддакивает. Он бы тоже послушал, так там уже не втиснешься, а, с другой стороны, лететь, много радости с сенорой Верон разговаривать. Нет, она чудная женщина, да вот Эйнару больше хочется знать, каким там медом Дастиану намазано.