Мы дрались с «Тиграми»
Шрифт:
К концу августа 1944 года была уничтожена Ясско-Кишиневская группировка противника, и мы наконец-то изгнали немецких оккупантов из пределов своей страны. Но они были еще сильны, и нужно было их добивать. Сколько еще потеряем мы наших людей, пока добьемся окончательной победы! Но воевать стало веселее — мы все время наступаем. Пока мы бились с окруженными немцами, наши войска форсировали Дунай, перешли румынскую границу и взяли порт Констанца. И вот мы в Измаиле — городе суворовской славы. Дальнейший боевой путь нашей дивизии намечен через Балканские страны. Впереди за Дунаем — Румыния.
31 августа мы
Румынское население пряталось от нас, особенно женщины: боялись, что мы будем мстить им за бесчинства румынских солдат в России. А нас поразила сплошная нищета народа. Убогие, ободранные, когда-то побеленные мелом хаты. Зашли в один из домишек. Глиняные полы и пустота внутри. Вместо кроватей — настеленные на козлы доски, прикрытые обрывками старых домотканых дорожек. Ни занавесок, ни единой вещицы из фабричной ткани. На хозяевах — тощей, согбенной старушке и ее супруге, давно не бритом старике, — грязные, замусоленные одежды. Когда мы присели на лавку спинами к столу, старушка жестами показала: не хотим ли мы есть? Мы из любопытства не возразили, и женщина достала из печки горшок с мамалыгой. Это единственная еда у них: темно-коричневая каша из кукурузной крошки. Ни хлеба, ничего больше нет. И ничем эта каша не заправлена. Без жира и масла еда была безвкусной. Чтобы не обидеть стариков, мы пожевали пару ложек и поблагодарили хозяев. Аналогичная картина и в других хатах. Встречались домики без дымовых труб и без окон. На полях — сплошные межи, так как очень маленькие земельные наделы. А боярские усадьбы окружены со всех сторон каштанами, тополями, черешней.
Но вот на топографических картах замелькали русские названия деревень: Бабадаг, Чернавода, Хыршово. А когда мы вошли в них, нас приветливо и радостно встречали празднично одетые русские люди. Русская речь, угощения. На травке у амбаров, как когда-то у нас в Воронежской области в двадцатые годы, сидели карагодами разодетые в старинные платья женщины с ребятишками, закусывали, играли в карты, смеялись, пели песни, у них праздник: пришли русские солдаты. Оказалось, это русские села, когда-то переселенные Екатериной Второй из России в Румынию. Они сохранили язык и российский уклад жизни восемнадцатого века. Помнят и любят Россию.
8 сентября мы оказались у болгарской границы. Советский Союз 5 сентября объявил войну союзнице фашистской Германии — царской Болгарии. Мы заняли боевой порядок и приготовились с боем переходить границу. Послали разведчиков на видневшиеся болгарские пограничные посты. Вскоре разведчики подали сигнал: не стреляйте, болгары сдаются. Оказалось, малолетний болгарский царь вместе с регентами сбежал за границу, в стране восстание, власть взял Отечественный фронт, всюду распоряжались люди с белыми повязками на рукавах с надписью «ОФ».
В первых же населенных пунктах нас встретили толпы народа с плакатами «Добре дошли, братушки!». Нас угощали вином, фруктами, обедами, вспоминали 1878 год, когда русские солдаты вызволили Болгарию из турецкого ига, просили остановиться, погулять вместе с ними. Но мы двигались по строгому графику: за две недели нам предстояло пешком и на лошадях пройти всю Болгарию и оказаться на югославской границе.
Случались в общении с болгарами и забавные истории. Спрашиваешь,
: Нам выдали болгарские деньги, левы. Солдату понравился в магазине поджаренный батончик, да и саму куплю-продажу приятно осуществить, давненько ведь в магазинах не бывали. Спрашивает у пожилого хозяина:
— Сколько стоит булка?
Тот, хитро улыбаясь, отвечает:
— Мы булками не торгуем.
— Да вот же они, лежат на полках!
— «Булка» по-болгарски означает «жена», мы женами не торгуем.
В сентябре в Болгарии стоит сильная жара, пить хочется неимоверно. Забегаю в сени хаты, вижу полное ведро прохладной воды. Спрашиваю приветливую хозяйку:
— Вода има?
Она отрицательно качает головой.
— Как нет воды? — спрашиваю с удивлением, ведь они нас так ласково встречают, а тут воды не хочет дать.
— Има, има! — говорит женщина, продолжая качать головой.
Оказалось, у болгар, в отличие от всего мира, кивок головой говорит об отрицании, а покачивание головой из стороны в сторону означает согласие.
За обедом наш солдат попросил ржаного черного хлеба, так как у болгар на столе был только белый пшеничный. Хозяева его не поняли, они никогда не слышали о существовании ржаного хлеба, а слово «черный» восприняли как грязный: мол, зачем вам грязный хлеб?
После нашей солдатской кухни всех очаровал за обедом красивый, густой и наваристый борщ. Мы с аппетитом накинулись на него… и от ожогов раскрыли рты, не можем челюсти свести! Решили, что подшутили над нами болгары, специально наперчили. Но хозяева, как ни в чем не бывало, уплетали огненный борщ и даже не морщились. Опять неувязка: для болгар ненаперченное кушанье, какдля нас — несоленое.
Заечар
В начале октября сорок четвертого мы из Болгарии вступили на землю Югославии. Из придунайской низины Северо-Западной Болгарии в горную Югославию вела единственная в тех местах дорога на Белград, и шла она через югославский город Заечар, пограничный с Болгарией.
Немцы так сильно укрепили Заечар, что штурм города обошелся бы в половину состава дивизии, на это немцы и надеялись: задержать продвижение наших войск, так как иных путей в Югославию здесь не было. Но мы обманули немцев. Ктому времени мы научились воевать и не стали штурмовать в лоб хорошо защищенный город. С помощью югославских партизан проселочными дорогами, горными лесистыми тропами мы буквально просочились на югославскую территорию, передовые полки обошли Заечар и вышли на Белградское шоссе уже за городом.
Оставив на дороге надежный заслон на случай прорыва немцев к своим, чтобы они не ударили нам в спину, мы двинулись по единственному в горах шоссе на запад. Но в Заечаре оказалось войск больше, чем предполагало наше командование. И случилась беда. Более тридцати танков, бронетранспортеры, крытые машины с пехотой двинулись по шоссе к нашей передовой, они смялц наш заслон и, громя тылы дивизии, двинулись к своим.
И первой их жертвой стал наш безоружный медсанбат.