Мы еще встретимся, полковник Кребс!

Соколов Борис Вадимович

Однако еще бродили по стране люди, которые, внешне смирившись, мечтали о возвращении к старому. Они заявляли о своей лояльности, даже о своем сочувствии новой власти, но продолжали вредить тайно.

И вот поэтому-то в небольшом трехэтажном особняке на улице Маркса-Энгельса, здесь в Сухуме, как и в других городах страны, за закрытыми шторами, почти без отдыха работали люди, на плечи которых легла защита республики от тайных ее врагов.

Обловацкий и Строгов изучали до мельчайших подробностей все, что относилось к тому делу, ради которого они приехали

сюда.

13

У главного врача военного госпиталя Шервашидзе сегодня было хорошее настроение. Идя в угловую палату, он встретил в дверях Этери, сказавшую ему, что Дробышев пришел в себя и попросил пить.

– Сам просил? – радостно переспросил Шервашидзе.

– Сам, батоно! [1]

Он быстро вошел в палату. Дробышев смотрел на него внимательным и осмысленным взглядом.

– Здравствуйте, Федор Михайлович!

Шервашидзе сел на край кровати, и она прогнулась под грузным телом главврача.

1

Батоно – начальник (груз.).

– Как себя чувствуете?

– Хорошо. Только вот слабость, – медленно ответил раненый. Помолчав немного, он добавил: – У меня к Вам просьба, доктор, позвоните Чиверадзе, я хочу его видеть.

– Позвонить-то я позвоню, но против встречи, как врач, возражаю категорически.

– Боюсь, что это будет уже навсегда. – Федор невесело улыбнулся.

– Чепуха, дорогой мой! Вообще, не ссорьтесь со мной, а то придет Чиверадзе – пожалуюсь. Таким молодцом держался, когда действительно было плохо, а теперь хандрить начинаете?

– Нет, не хандрю, а просто реально оцениваю.

Дробышев волновался, и это заметил Шервашидзе.

Он прекратил разговор, проверил пульс больного и ушел. Вернувшись в свой кабинет, он позвонил Чиверадзе и передал ему свою беседу с Дробышевым.

– Можно приехать? – спросил Чиверадзе.

– Что это вы все точно сговорились?

– Очень нужно!

– Быть может, дня через два… – уступая, сказал Шервашидзе.

– А если сейчас? Разговор будет короткий и, думаю, не взволнует его.

– Неужели так необходимо?

– Очень! – твердо сказал Иван Александрович.

– Тогда приезжайте. Только смотрите, ненадолго.

Через четверть часа Чиверадзе уже входил в кабинет главврача.

– Сколько времени вам нужно? – спросил Шервашидзе.

– Хандрит? – не отвечая, спросил Иван Александрович.

– Да, но это нормально. У него есть семья?

– Нет. Но из Москвы приехала его бывшая жена, просит разрешить свидание.

– Бывшая? – удивленно переспросил Шервашидзе. – Бывшая, – повторил он машинально. – Это хуже. Дайте сперва я поговорю с ней сам.

– Хорошо! Я пришлю ее.

– Только не сегодня! – предупредил хирург.

– Согласен! – кивнул Чиверадзе. – А теперь пойдемте.

Увидев Ивана Александровича, Дробышев обрадовался. Он любил этого веселого и

энергичного человека, бывшего для него примером лучших чекистских традиций. Еще в Москве, напутствуя Федора, Березовский много говорил о Чиверадзе, и, проработав с ним этот напряженный, тяжелый год, Федор убедился в правоте Василия Николаевича. С Чиверадзе ему работалось легко, и он с радостью видел, что его отношение к начальнику разделяют и остальные работники оперативной группы. Бывали минуты, когда все не ладилось, задача, над которой они бились, казалась неразрешимой, но приходил Чиверадзе и, выслушав все за и против, подсказывал решение. И очень часто, почти всегда, оно было правильным.

Придя в ЧК еще юношей, Чиверадзе учился у своих старших товарищей искусству борьбы с врагом. После установления в Грузии Советской власти, он, по решению Центрального Комитета партии, был направлен в Абхазию, и вот уже десять лет бессменно руководит одним из участков работы.

– Ну, здравствуй, Федор, здравствуй! – Чиверадзе был искренне рад, он не думал увидеть Дробышева живым. – Как ты себя чувствуешь?

От волнения раненый не смог ответить и только, улыбаясь, кивнул головой.

Немного успокоившись, Федор, не отпуская руки Ивана Александровича, спросил:

– Как там дела? Неужели ушли?

– Ушли, брат, ушли, но теперь, думаю, ненадолго. Через несколько дней, когда ты немного окрепнешь, я приду и расскажу все подробно. Сейчас же ответь мне на несколько вопросов.

Он посмотрел на стоявшего рядом Шервашидзе. Тот понял, что мешает, и вышел.

Когда дверь закрылась, Чиверадзе присел на край кровати и негромко спросил.

– Кто приходил к тебе ночью у Квициния? Ты его знаешь?

– Это был человек Зарандия, – медленно ответил Дробышев. – Он сказал, что в Бак-Марани, в доме Минасяна, находится связной из города. Идет в лес, на встречу с Эмухвари.

– Ты не спросил, откуда он это знает?

– Конечно, спросил. Он ответил, что по заданию Зарандия бывает у Минасяна. Зарандия тут же подтвердил это. Придя к Минасяну в этот день, он застал у него незнакомого человека. Ему показалось, что Минасян и незнакомец растерялись. Когда он уходил, хозяин дома проводил его. Во дворе он спросил у Минасяна, кто этот человек. Тот смутился и промолчал. Когда они дошли до тропы, хозяин оглянулся на дом и шепнул, что это связной из города, идет в лес, к Эмухвари. Просил никому не говорить об этом. У тропы они попрощались, Минасян вернулся в дом, а он побежал в селение, чтобы сообщить в Сухум.

На почте ему сказали, что Зарандия здесь, у Квициния. Ну он и пришел к нам. Он посоветовал нам во что бы то ни стало захватить этого связного.

– Зарандия не говорил тебе, кто этот его человек?

– Когда тот ушел, Зарандия сказал, что это Акопян из селения Гульрипш. – Дробышев попытался приподняться на постели и с волнением спросил: – Постойте, разве этот человек не передал вам моей записки?

Иван Александрович отрицательно качнул головой.

– Никто не приходил. Ловушка.