Мы еще встретимся
Шрифт:
Справа от него сидел Долинин. Владимир Львович познакомился с ним только сегодня, хотя много о нем слыхал. Борис Сергеевич считал себя другом и покровителем таланта старшего сына Ребриковых — Андрея.
В этот вечер он слегка шутил с эстрадной певицей Валентиной Аркадьевной Валянской, которую, несмотря на ее сорокалетний возраст, солидный вид и немалую популярность, до сих пор все называли Валечкой, и пил только вино.
Владимир Львович любил эти компании. Еще в молодые годы, дружа с входящим в славу дирижером, он ходил с ним на шумные актерские вечера
И теперь, когда дом наполнялся веселой беззаботной молодежью, Владимир Львович молодел и старался показать друзьям Андрея, что он вполне свой в их обществе. Он вспоминал спектакли и имена исполнителей, о которых многие присутствовавшие и понятия не имели.
Долинин впервые был в доме Ребриковых. Он пришел с Нелли Ивановной. Правда, они собирались встречать Новый год в Доме ученых, но в последнюю минуту передумали и решили провести новогоднюю ночь с молодежью. Долинин был приятно удивлен тем, что нашел здесь нескольких знакомых.
Нелли Ивановна весь вечер просидела с Андреем. Его пьесу приняли к постановке в театре, и Нелли Ивановна должна была играть в ней главную роль — Вали Лютиковой, простой девушки из парикмахерской, не пожалевшей себя для спасения чужого человека.
Нелли Ивановна плохо знала таких девушек, в кругу ее многочисленных знакомых их не было, или она не замечала таких, она даже слабо верила, что они есть вообще, и роль пугала ее своей неясностью.
Разговаривая с Андреем, она хотела побольше расспросить его о героине, узнать, где же встретить ее, просить его познакомить хотя бы с одной из подобных девушек. Но Андрей на многие торопливые вопросы Нелли Ивановны, улыбаясь и немного рисуясь, отвечал короткими неясными фразами, вроде: «Они кругом… не знаю… там все сказано… может быть, и так…» — словно собственная пьеса уже теперь мало занимала его.
В ту ночь произносили много красивых и торжественных тостов. Пили за успех в новом году, за пьесу Андрея, за искусство вообще…
Маленький актер поминутно брал гитару, которая лежала тут же рядом, на диване, и подзадоривал кого-нибудь из присутствующих веселым куплетом с неизменным припевом: «Пей до дна… Пей до дна… Пей до дна…»
Затем кто-то имитировал знакомых всему городу людей. Валянская пела свой знаменитый «Караван».
Потом маленький актер негромким голосом исполнял старинные романсы, и становилось так тихо, что был слышен ход ручных часов.
И каждый в это время думал только о своем, о чем-то тайном, только ему понятном. Сидели не шевелясь, молча, уставившись в одну точку. Когда актер кончал петь, никто сразу не аплодировал, и, казалось, звуки гитары еще долго звучали в комнате.
И снова поднимали бокалы за счастье, за будущее, всем казалось, что именно этот год принесет удачу, не хотелось думать о том, что в мире было слишком неспокойно.
Дверь Володьке открыла старая Аннушка, которая по случаю этого дня тоже выпила рюмку вина и теперь уверяла, что «еле ходит»…
Маленький актер весело пел:
Выпьем, выпьем —И все смеялись и пили.
Володьку приняли радушно. Многие не раз с удовольствием наблюдали, как он забавно пародировал общих знакомых. И сейчас его потащили в комнату и просили изобразить популярного ленинградского дирижера, которого он очень смешно копировал, и вообще показать свое искусство пародий.
Володька отказывался. У него и впрямь не было настроения для пародий. Но его просили, уговаривали. Он согласился и минут двадцать смешил всех.
Когда Володька, изображая всем известного профессора-лектора, повернулся к двери в прихожую, он увидел, что около нее, скрестив руки и не шевелясь, стояла Аннушка, и, когда все аплодировали, она вытирала чистым фартуком слезы.
Она всегда в подобные минуты так растроганно и и даже боязливо глядела на своего «любимчика» — как она называла Володьку — и плакала от умиления, уверенная в том, что он самый лучший, самый красивый, самый умный из всех мальчиков.
Но сегодня Володьку почему-то разозлила эта неприкрытая, бесхитростная любовь старой няньки, он отвернулся и уже больше не смотрел в ее сторону.
После ужина Долинин подошел к Андрею. Он был в отличном настроении и не прочь поболтать.
— Знаете, Андрей, — сказал он, — вот весной мы выпустим вашу пьесу. Потом я думаю сделать большой музыкальный спектакль. А на будущую зиму я задумал грандиозное…
— Простите, Борис Сергеевич, — перебил Андрей и посмотрел на него спокойным, как показалось Долинину, чуть насмешливым взглядом, — боюсь, что ваши планы слишком далеки. Мне кажется, нам придется, гораздо скорее заняться совсем другими, более серьезными делами.
— Какими? А-а, понимаю. — Долинин подосадовал на то, что не сразу догадался. — С кем же собираетесь воевать?
— С кем? — Андрей снова снисходительно улыбнулся.
— Ну конечно. — Насмешливый тон молодого человека раздражал Долинина. — Немцы стали нашими друзьями. Дети Альбиона заняты спасением своего острова. Франции и Польши, можно сказать, не существует.
— Друзья… И вы, Борис Сергеевич, всерьез верите в дружбу Гитлера? — удивился Андрей.
— Ну в конце концов… — Долинин уже неприкрыто сердился. Он, видимо, хотел что-то возразить, но раздумал. — В конце концов… если этого потребует Родина, мы все пойдем!
Он сказал это слишком громко. С удивлением обернулся даже маленький гитарист. Никто не сомневался в том, что Долинин был искренен, но преувеличенный его пафос здесь, в веселой компании, показался неуместным и немного смешным.
К шести часам гости начали расходиться. Одним из первых ушел актер. Он нес черный футляр, где покоилась его гитара, и держал под руку Валю Валянскую, которая была выше его на добрых полголовы. На прощание поцеловал руку Елене Андреевне и сказал:
— Ваш Володя — изумительный талант.