Мы идём на Кюрасао
Шрифт:
Дед Шугай поинтересовался, сколько ещё приветов у одноногого за пазухой.
– Больше, чем ты можешь представить! – рассмеялся тот. – Но их незачем передавать. Вся сволочь из команды Флинта нынче в аду. Я был уверен, что и ты сыграл на дно. Какая встреча, тысяча чертей! А пойдём-ка, дружок, потолкуем!
С этими словами он приобнял Шугая и увёл за мачту.
Пётр Тизенгаузен стоял, потупившись. С одной стороны, его пока что не убили. С другой, фактически не заметили. Первое было отрадно, второе
На всякий случай он выглянул за борт и ободряюще помахал своей команде. Стало ещё обиднее. Это люди уважали его, готовы были пойти с ним куда угодно, но убожество их одежд, снаряжения, да и самой «Чайки» показалось вдруг невыносимым. Чёрная барка, надраенная до блеска, дышала настоящим морским порядком и чисто пиратской роскошью. Здесь палубу хотелось лизнуть, как леденец, а босоногие матросы носили золотые перстни.
Из-за мачты слышалась ругань на нескольких языках, прерываемая взрывами хохота. Похоже, дед Шугай поверил, что старый дружок не собирается передавать ему приветов, и оттаял.
«А помнишь, как Чёрный Пёс тогда орал – где хреновина, Билли?!»
«Гы-гы-гы!!!»
Пётр решил не прислушиваться. Долетали лишь обрывки разговора, и вряд ли из них удалось бы выудить тайну пиратского клада.
Наконец одноногий, громко бухая в палубу костылём и деревяшкой, подошёл к Тизенгаузену. Дед Шугай под мачтой что-то пил из пузатой бутылки и заговорщически подмигивал издали.
– Имя – Серебров, – представился одноногий. – Иван Серебров. Пиратская барка «Лапочка», слыхал про такую?
Пётр только головой помотал.
– Верно, – согласился одноногий. – И не должен был слыхать. Ведь я в доле со всеми береговыми на Волге-матушке. Тихо делаю свои дела. А ты поднимаешь, шум, привлекаешь внимание, смущаешь народ. За каким хреном – сто чертей тебе в селезёнку и адмиралтейский якорь в ухо?!
– Мы идём на Кюрасао, – твёрдо произнёс Пётр.
Одноногого эта новость не смутила ни капельки.
– Почему нет? Попутного ветра и семь футов под килем! Только смотри, парень – ты угодил между дьяволом и глубоким синим морем. Коли ещё раз попадёшься мне здесь, сразу вешайся на рее. Самостоятельно. Иначе живые позавидуют мёртвым. Понял? Волга-матушка слишком узкая река для двоих пиратов. Остаться должен только один. Не ты.
Сказано было так убедительно, что Пётр непроизвольно кивнул – а не собирался ведь.
– Хороший мальчик, – похвалил одноногий. – Тогда слушай. В команде у тебя замена. Сахар… то есть, Шугай останется здесь. Он уже стар для всего этого, а ещё хорохорится, вот и схлопотал пулю. Ты погубишь его по глупости, будет обидно. А с тобой пойдёт мой подштурманец, Ерёма Питух. Славный малый, давно мечтает о Карибах. Умеет определяться по солнцу и звёздам, с ним не собьёшься. Теперь держи полезный совет. Ты ведь разумеешь
– Немецкий и французский у меня лучше.
– Даже не думай об этом. Нынче в южных морях вся сила у англичан. Ну-ка, парень, tell me your story.
Пётр, запинаясь, начал рассказывать, кто он, откуда, и почто собрался в пираты.
– Сойдёт, – перебил одноногий. – Выговор ирландский – будто полный рот горячей картошки набил. Значит, выдавай себя за ирландца. Это не трудно, они похожи на русских, такая же пьянь мечтательная.
– Но почему я не могу быть русским? – хмуро спросил Пётр.
– Потому что русских не бывает, – веско сказал одноногий. – Это они для самих себя есть. А больше их нигде нет. И никому они не нужны на хрен. С тех пор, как государь наш Иван Грозный обозвал английскую королеву пошлой бабой, на русских окончательно наплевали и забыли.
Пётр недоверчиво смотрел на одноногого. Осмыслить его речи было непросто.
– Парень, я знаю, что говорю. Недаром обошёл все Карибы и вернулся живой да при золотишке. Я был у Флинта квотермастером.
Тизенгаузен опустил глаза. Ему нечем было крыть.
– Имя оставь своё, Питер – терпимо для ирландца, – наставлял одноногий. – Прозвище выдумай покороче, чтобы запоминалось. Только не слишком кровавое. Иначе могут предложить ответить за него… А будешь ты у нас…
Одноногий задумчиво оглянулся на Шугая.
– Ирландский лекарь, – решил он. – Ты и правда неплохо заштопал старика.
– Я капитан, – глухо напомнил Тизенгаузен. – Моряк.
– Моряк с печки бряк! – сказал одноногий как отрезал. – И капитан дырявый кафтан. Вот ты кто на сегодняшний день.
Пётр тоскливо огляделся. Команда барки издали скалила золотые зубы. Дед Шугай прихлёбывал из бутылки и кивал – соглашайся, мол, дело тебе говорят. Тизенгаузен через силу расправил плечи и приосанился.
– Ладно, – сказал он. – Спасибо за науку, капитан Серебров. Ну, где этот ваш подштурманец?..
Еремей Питух оказался юн, румян, застенчив и красив, как девчонка.
– Что за прозвище такое – Питух? – спросил Тизенгаузен подозрительно.
– Дедушка был старостой, всю деревню пропил, – объяснил юноша, стыдливо краснея. – С тех пор мы и Питухи.
– А, ну это ладно, это бывает, – сказал Пётр с облегчением. – Собирай вещички да ступай на борт. Назначаю тебя штурманом.
– У меня карта есть, – шёпотом похвастался штурман.
– Бубновый валет? – съязвил Тизенгаузен.
Подошёл дед Шугай, обнялись на прощанье.
– Ну, ты даёшь, старый! – от души восхитился Пётр. – У самого Флинта служил, надо же!
Дед Шугай метко заметил, что многие по молодости делают глупости. Но он ни о чём не жалеет и уверен – у молодого барина всё будет хорошо.