МЫ… их!
Шрифт:
Две итальянки бы долго галдели и, возможно, договорились меняться местами. И потом снова галдели: кто сидел у окна больше, кто меньше, кто ночью, кто днем. И остались бы недовольны друг другом.
Две словачки бы вежливо, многословно, с улыбками и смехом приглашали друг друга к окну каждые полчаса, не уставая повторять, что им и так все хорошо видно. Но делали бы это не вполне искренне, в основном потому, что не умеют драться.
А наша Марья Ивановна просто вломила нашей Настасье Петровне, и сразу стало тихо, покойно и радостно всем на душе.
Наверное, потом, после боя, они помирились,
Не в этом дело, а в том, кто ближе к правде жизни. Мы и наши учительницы из Коврова, все еще умеющие драться за свой шанс первый и последний раз в жизни увидеть Рим как можно лучше, или они, брезгливо смеющиеся над нашими боевитыми педагогами?
Мы объебем их, потому что у нас умеют драться даже старенькие учительницы.
Праздник русско-немецкой дружбы в Турции
Говорят, это случилось в Турции, куда полюбили ездить мы и куда давно любят ездить немцы за дешевой едой и солнечными ожогами.
Было 9 мая — наш праздник. По каким-то причинам в одном автобусе оказалась немногочисленная группа наших туристов — четверо сантехников из Пскова и три их подруги — и целый выводок упитанных и тщательно пролеченных немцев пенсионного возраста. Их всех вместе повезли на экскурсию по городу Константинополю, плавно переходящему в Стамбул. У каждой группы был свой гид-турок.
У нас был праздник, душа наша пела и просилась наружу. Когда каждой нашей душе досталось по двести грамм, мы заткнули своего турка— экскурсовода за то, что не умел говорить по-русски и пить водку залпом. Норовил глотками, то есть сачковал. Его попросили замолчать и решили петь. Конечно, «День Победы».
И спели, после чего группа немецких сеньоров заявила какие-то странные претензии. Что-то в том смысле, что пока мы пели, им плохо был слышен полезный рассказ турецкого гида, который оплачен в цене экскурсии.
У нас праздник, причем не простой, а государственный — было сказано немцам, и наши снова спели, на этот раз «Катюшу».
Немцы поняли, что экскурсию им послушать не удастся, и решили ответить славной исторической песней времен Третьего рейха «Дойчен золдатен нихт капитулирен». Чем разбудили дремавшего в душах наших людей благородного зверя антифашистской породы.
Наш ответ был достойным и зловещим: «Вставай на смертный бой с фашистской силой темною».
И вот после этого случилось событие, вошедшее в историю русско-немецких культурных контактов. Немцы обиделись и, посчитав свои силы — тридцать против семерых, — потянули на нас, благородно отстаивавших свое право на День Победы, который приходит раз в год, и нам все равно, в Турции этот светлый день пришел или где-то еще. Немецкие пенсионеры посягнули на нас, вдали от Родины отстаивавших исконное русское право на праздник.
То есть не то что бы они сразу полезли драться, но один злобный, толстый и потный немчур начал называть нас «идиотен, кретинен» и произнес роковое «русише швайн».
Вот тогда мы им и вломили. Говорят, турецкие гиды сразу заняли осторожную позицию невмешательства, сохраняя не свойственный для турок в русско-немецких войнах нейтралитет.
Автобус
Битва закончилась тем, что немцы остались на улице зализывать разбитые носы и в очередной раз переживать необоснованность своих претензий на мировое господство. А наши овладели автобусом и снова спели «День Победы». И приняли еще по двести на грудь.
Немцы потребовали от турок сначала полицию, потом консула, потом отдельный автобус. Но Турция — это не Франкфурт-на-Майне, и после долгих препирательств немцы снова погрузились в автобус. Они поднимались по ступенькам уныло, как солдаты Паулюса, разбитые под Сталинградом — правда, руки над головой не держали, несмотря на азартные крики «хенде хох» со стороны наших отчасти владеющих немецким сантехников.
А потом наступил катарсис. Потому что наши сантехники и их подруги приняли еще по сто — и подобрели. Как будто не они только что кричали друг другу «Мочи его, Фрица ебаного».
— Слышь, ты! Да, ты, боевой который! — было сказано толстому немцу, начавшему войну. — Выпей, что-ли, полегчает!
Немчур сначала удивился, потом выругался, а потом взял из рук нашего сантехника полстакана водки и выпил залпом. Ибо нет такого немца, который отказался бы выпить на дармовщину. Особенно после того, как ему разбили нос.
— Молоток! — похвалили его. — И старухе твоей нальем: пусть не куксится.
Немецкая старуха тоже выпила.
Потом пили все.
Когда у наших кончилась водка, немцы проявили чудо самоотверженности — сложились по двадцать марок и послали турка за местным вонючим виноградным самогоном, который немцы со свойственным им романтизмом называли «бренди».
После чего перепились все — смеялись, целовались, пели вместе хором то «Катюшу» по-русски, то «Нихт капитулирен» по-немецки. Наш сантехник едва не трахнул немецкую старушку прямо в автобусе, пользуясь тем, что его подруга отрубилась. Подруга другого сантехника от бодрого пенсионера, на котором она в клочья порвала пиджак, получила приглашение в Германию с видом на брак. Наверное, сметливый немец-пенсионер сообразил, как выгодно на старости лет иметь под рукой такую вот бабу и спускать ее на недоброжелателей.
Рассказ этот похож на легенду — и от этого только правдивее. Это геополитическая легенда о будущем Европы.
Чувственная любовь в городе Стрый
Наша речь ярче, чем наша жизнь. Однажды я ехал из Москвы в Братиславу в почтовом вагоне вместе с двумя проводниками.
Единственным грузом почтового вагона, не считая проводников и меня, были двадцать пять мешков с книгами, которые я купил в Москве. Проводники пили водку и рассказывали эротические истории из своего железнодорожного быта. Заботились, чтобы я не скучал. Проводник по имени Вася, парень лет тридцати с лицом громилы, вдруг пожаловался, что последняя баба наградила его триппером, хотя и была учительницей с высшим образованием.