Мы — из дурдома

От автора:

Cказано, что дорога в ад вымощена благими намерениями, да вот вопрос: благими ли были намерения большевицких «демореформаторов»? Сравнительный анализ людских потерь на территории imperia renovatio за годы «перестройки» показывает, что геноцид русских, осуществленный ими, превосходит по масштабам и возможным последствиям все известные в истории примеры. Он грозит полным исчезновением белой расы на земле, а базисных русских народов — в первую очередь. Не надо концлагерей, колючей проволоки, печей Освенцима. Нужна «либеральная рыночная экономика».

«Яма нашего кризиса потому не имеет просвета, что построена из безумия,

а оно — как живой активный туман, постоянно заращивает все щелочки и трещины. И дела, и слова Дворковича или Мау каждый раз рождают страшную мысль: кто безумец — я или они? Мое положение тем более трудно, что они для пользы своего дела иной раз и явно на себя маску безумца наденут. Рынок — наивысшая ценность! Нажива — наивысший идеал православного человека! Это нас сбивает с толку, явный обман этих «реформаторов» скрывает вещь гораздо более опасную и даже трагическую для всех нас. Под маской безумца у «реформаторов» маскируется неизвестность — а может, у них безумие истинное и искреннее?.. Выступает министр экономического развития Герман Греф и заявляет, что из-за высоких цен на нефть «предстоящие реформы будут очень тяжелыми». Как сообщает РИА «Новости», Греф сказал буквально следующее: «На сегодняшний день легких и популярных реформ не осталось, они будут болезненными и будут нарушать привычный образ жизни». Казалось бы, услышав такое от министра, который отвечает в России за «выращивание институтов», санитары должны были бы моментально вбежать в актовый зал, сделать бедняге укол и завернуть его в мокрую простыню. Так нет, толпа «модернизаторов экономики» встретила эти безумные слова бурными продолжительными аплодисментами… Трагедия в том, что мы оказались очарованы их масками и верим их рассуждениям — и безумие разлилось по всей стране…» [1] В психиатрии первое называется паталогической лживостью, второе — индуцированным бредом. У Козьмы Пруткова это называется «не верь глазам своим».

Несколько сотен «олигархов» контролируют 70 % национального достояния России. Грабежи и дербанка, принимая все более циничный размах, пошли палом по всей территории огромной страны с самым антинациональным, самым антирусским режимом на всем постсоветском пространстве. Мировой мрази выгодно, чтобы славяне воевали сами с собою до полного своего истощения.

За период с 1989 года только по официальной статистике численность русских в РФ уменьшилась более чем на 12 миллионов [2] . На Украине ситуацию можно назвать как «Голодомор-2», проводимый новыми большевиками — чоновцами финансового интернационала. Беларусь держится личностью А.Г. Лукашенко, который сделан не из железа. Но, вместо того чтобы объединиться для борьбы за наследие своих предков, славяне сцепились между собой в безжалостной драке нищих слабосильных карликов за бойкое место на паперти «novus ordo saeculorum» — нового мирового порядка. Выход из этого загона будет тяжелым и болезненным, с неизбежной сменой образа жизни и системы ценностей. Потому-то и печален факт, что «хохлы-малороссы» стали врагами с «кацапами-великороссами». Непрерывно ведется стравливание России с Белоруссией. Этот факт подтверждает истину, что самые страшные драки происходят в родной семье. О нелепой, абсурдной войне, на которой оружием массового поражения являются предвыборные технологии, а самым страшным поражением является утрата нами будущего наших детей — этот роман.

«Можно сколько угодно кричать о том, что верхушка правых на содержании западных спецслужб, но вот незадача: почему-то на выборах за эту продажную верхушку голосуют миллионы!» — простодушно пишется на одном из интернет-сайтов. Это пишет человек, словно бы свалившийся с луны и не знающий о том, что такое «выборные технологии». Обыватель содействует своей погибели самим участием в комических выборах: ведь тем самым он признает их трагическую законность. Значит, признает он и законность проводящей их клики.

Вот —

начало начал наших нескончаемых бед и взаимных обид. А заказчик смут — американская демократия — широкими шагами идет по всему миру, но впереди нее все-таки идут танки и летят бомбардировщики. Чем будем встречать их мы, когда пробьет наш час, славяне? Что мы скажем своим детям о потерянном рае — большой и сильной родине? Что наши дети скажут нам? Похоже, что мы уже не братья-славяне, а бытовой мусор, который достоин того, чтоб его вывезли на свалку истории. Россия, а с нею и каждый из нас, славяне, глядит в лицо своей гибели. Где санитары? Где караул?..

Необходимо оговорить еще две составляющих романа.

Первая: этот роман написан с преимущественным использованием суржика, потому что все отверженные государством сообщества переходят на свой кодированный язык, на сленг, на арго — это защитная, протестная реакция. В наше время суржик приобрел невероятную мощь, потому что на нем говорит стопятидесятимиллионный, неплохо образованный, но отверженный народ России.

Вторая: ни при советской власти, ни при нынешних — автор романа не участвовал в комедии выборов, за что приходится платить житейским комфортом и многими лишениями. Но поверь, читатель, что, несмотря на условно-ироничную манеру нижеследующего повествования, автор уверен, что мир в мире хранят так называемые «дураки». Ему дорога мудрость Пифагора: народ достоин сожаления, а не осмеяния.

Очень много развелось беспризорных идиотов и социопатов.

В стареньких номерах первого этажа старенького отеля кто-то коротко чихнул и, как подрезанный кричит «караул», так и этот некто закричал:

— Успей! Продать! Родину! Cего! Дня!

Но, разбуженный этой, вероятно, похмельной мантрой, я проснулся на пятом этаже и подумал: спасибо все же перестройке. Спасибо. Салют. Если б не она, то наш дурдом в деревне Яшкино не сгорел бы. Прием старый, доперестроечный, нероновский: берешь клизму с марганцовкой, заливаешь керосином и оставляешь ее ночевать на чердаке с хламом.

Таким макаром наш дурдом сжег сам завхоз Завен Сергеич, в отличие, например, от приюта для умалишенных в Льюистоне штата Мэн. Там медицинская служба мирно, как Варшавский пакт, аннулировала патент в связи с тем, что пациентам закрыт доступ к порнографическим изданиям. Ему же, нашему Завену, надо было скрыть улики, к тому же, он боялся злобных психов, каковыми он небезосновательно, но очень уж огульно, считал даже нас с Юрой Воробьевым. На месте же нашей тихой гавани — последнего, как мне казалось, оплота цивилизации, добра и разума — теперь стоит элитный загородный бордель.

Но нет худа без добра. Не утвори своего пожога почтенный Завен, тогда бы нас, настоящих и закосивших на «дурку» пациентов клиник, не распустили бы по всей матушке России. Я не жил бы припеваючи в этой старенькой писательской гостинице Дома творчества. Никто бы никогда не стал издавать моих книг, врачующих людские пороки. Запойному полковнику ПВО Полумордвинову — никто не дал бы заниматься развитием теории бескровных государственных переворотов, а нынче он какой-то тайный советник президента маленького островного народца. Или возьмите того же Гарри Меркурьева, федоровца, который отдыхал у нас в «дурке» с диагнозом «патологическая лень». Он говорил так:

— Время — деньги. Да, это так. Но зачем нужны человеку деньги? Они ему для того, чтобы получать от жизни удовольствие и длить свое здоровье. Я получаю множество совершенно бесплатных удовольствий от сладкой своей лени и сохраняю свое здоровье тем, что не вижу морд какого бы то ни было начальственного быдла. А уж хлеб-то с водой мне слаще мирра и вина.

То есть таковы форма и содержание его личного, штучного, гражданского неповиновения.

Нынче Гарри живет припеваючи тем, что дает в газеты репортажи о своих воплощениях и реинкарнациях. Он уж точно сидел бы в «дурке» вечно, до самого второго пришествия, не сгори она вместе с советским государством. Так же, как и мой друг, летающий псих, добрый Юра Воробьев, который испытал на себе сильное влияние федоровца Меркурьева. Юра, когда ему вкалывали трифтазин, распухал от инъекций, но от боли он не сошел с ума настолько, чтоб выздороветь и стать жестокосердным.