Мы из Кронштадта, подотдел очистки коммунхоза (Часть 2) [СИ] (Прода от 28.01.2013)
Шрифт:
– Случай вряд ли кому попадавшийся раньше, но сейчас такое пойдет валом. Потому полагаю, всем стоит посмотреть, чтобы быть готовыми в случае необходимости оказать помощь. Итак, что тут у нас? – Начмед обводит взглядом стоящих, словно студенты на экзамене, коллег.
– Флегмона левой половины лица, – сдавленным голосом говорит одна из терапевтов.
– Хроническая. Свищи в височной области, – уточняет кто-то из коллег.
– За ухом тоже есть, – поддерживает другой.
– А не флегмона орбиты?
– Нет, скорее одонтогенная.
– Тогда почему такой эффект именно вокруг глаза?
– Много рыхлой клетчатки, потому и отек ярче выражается.
Тут терапевта тошнит, хорошо не на коллег.
Картинка действительно внушает. Я бы, может, тоже начал блевать, но доводилось видеть таковое, и потому впечатление у меня несколько слабее, чем у коллег, которые с такими запущенными пациентами никогда не сталкивались.
На каталке лежит
Начмед распределяет роли. Бабке ставят капельницу, старуха явно обезвожена и ослаблена, иначе бы к нам в таком виде не попала. Образец гноя идет на определение устойчивости к антибиотикам – довольно простой и надежный способ. По гною судя и по флегмоне, скорее всего, кто-то из стафилококков тут прижился. Вот этот гной размажут по питательной среде в чашке Петри, и бактерии от такого пиршества начнут бурно размножаться, давая видимые даже глазом колонии. Только не везде им будет праздник жизни. В чашке разложены сверху бумажки, видом как конфетти, пропитанные тем или иным антибиотиком (и подкрашенные, чтоб ясно было сразу, где какой). Вокруг таких круглых конфетти колонии не растут – дохнут бактерии от антибиотиков. И для лечения пациента берут тот антибиотик, вокруг которого большее пространство чисто от бактерий. Все просто.
Ну вот, медсестр Валерка прижимает почкообразный тазик к лицу пациентки.
Далее пинцетами начинаем удалять расшустрившихся опарышей. Им не нравится, что их потревожили, завозились. Я, было, вспомнив давний разговор с Андреем, замечаю, что вроде как их пока можно и оставить… Но начмед удивляет в очередной раз: оказывается, принципы «опарышевой терапии», или как ее называют англичане «maggots therapy», давно уже опубликованы, и дольше четырех дней опарышей не стоит держать в ране. К тому же эти нестерильны и при хирургической обработке раны могут дополнительно навредить. Чистить же раны придется. Биохирургия, как деликатно называют европейцы метод чистки опарышами, здесь не справится – уже есть свищи, значит, явно есть затеки-карманы с гноем, потому придется работать острым способом.
Кто-то выражает удивление этой информацией. Ну как же, европейцы, такой цирлих-манирлих, цивилизация – и вдруг опарыши.
Начмед снисходительно уточняет, что Англия – ведущий поставщик стерильных опарышей в Европу и другие страны. Отработанный солидный бизнес. Поставляют личинок в пакетиках, похожих на чайные, – чтоб в ране не расползались, а может, чтоб порции учитывать было проще. Хорошие такие стерильные оголодавшие опарыши. Терапевт после этого покидает перевязочную, держась за стеночку.
Минутку прикидываем, стоит ли бабку обезболивать. Она шевелит губами, бормочет что-то, но я уверен – бредит. Начмед связывается с анестезом, единственным сейчас на всю больницу спецом, консультируется, получает информацию, кивает головой. Бабке закачивают только новокаин. М-да, здравствуйте, способ послойной инфильтрации новокаином имени товарища Вишневского [52] . Давненько не виделись. К резанию меня не допускают, есть пограмотнее коллеги. Старушке раскромсали пол-лица. Гноя, густого мертвого желто-зеленого цвета оказалось неожиданно много. Промыли все, что возможно, и фурациллином, и перекисью водорода, отчего из бабкиных свищей поперла пена. Напихали тонкие полосочки резины от порезанных медперчаток, чтоб не схлопнулись входы во вскрытые карманы и чтобы гной мог отделяться свободно. Немного помыли лицо от старых потеков. Йодом мазать не стали – старческая кожа сухая, уязвимая, обошлись зеленкой. Дальше старую передали медсестрам для санобработки, а мы перевязочную покинули. Я, впрочем, не успел слинять вовремя и вместо ускоренного улепетывания домой после трудового дня получил дополнительную головомойку от начмеда, поспел-таки подлый хаммурапист со своим гнусным доносом.
52
Вишневский, Александр Александрович – выдающийся русский
– Кстати, знаете, что ваш медсестр сказал? – спрашивает Бурш, когда мы расслабленно ползем на выход из больницы.
– Нет. Я как раз старался незаметно утечь.
– С такими опарышами бы да на рыбалку!
– М-да. Толстокожая бесчуйственная молодежь.
Бурш толкает меня предостерегающе в бок локтем.
Оказывается, меня дожидаются два человека. Тот самый эмчеэсник и светловолосая девчонка с прозвищем в честь атомной бомбардировки. Ну с парнем все ясно – из всего медперсонала клиники он только меня знает, потому настойчиво просит помочь в лечении матери. Я не очень представляю, что смогу сделать, случай-то тяжелейший. Да и женщина в возрасте, что еще больше понижает ее шансы. Проситель и сам не знает, чего от меня просить, но, в общем, та самая ситуация, когда впору хоть кого умолять. Лишь бы мольба помогла. А еще парню надо выговориться. Долгонько он до матери ехал, долгонько, потому чувствует себя виноватым. Говорит, что его мать выкарабкается, она всегда была крепким человеком, она сможет. Бурш неожиданно спрашивает: кто новенький халат на больную надел. Оказывается, сама. С чего это Бурша заинтриговал халат, не пойму. Остается пообещать парню, что присмотрим за его мамой, но никаких гарантий, естественно, дать не можем. С трудом отделавшись от него, уже полудохлым взглядом гляжу на девчонку. Та, впрочем, напрягает по-другому, бодро оттарабанив, что завтра они получат очень свежую рыбу и рвутся научить меня, как в любых условиях быстро закоптить все что угодно. Это все замечательно, но я прекрасно помню, что приглашали-то меня не просто покушать рыбки. Придется еще кого-то из команды тащить, а будем ли мы свободны и кто согласится – неведомо. Заодно приглашают и Бурша.
Он усмехается:
– Одним махом семерых побивахом!
Вот теперь наконец все. Ноги уже и не держат, хоть пройти тут всего ничего.
По дороге пытаюсь разобраться в ощущениях. Что-то сегодня удивило. Не пойму что. Бабка? Да нет вроде, все штатно – капельница для восполнения жидкости и глюкоза для поддержки, антибиотикотерапия массивная, вскрытие полостей с гноем, промывание и дренирование. Блюющая терапевт? Тоже не новость. Что-то мимолетно удивило. Что?
Потом доходит – отношение пациентов стало другим. Вот тот же эмчеэсник. Да, мне придется себя утеснять, тратить время на его мать и контроль за ее состоянием, бдить, так сказать, дополнительно. Но определенно как-то я по-другому себя почувствовал.
Последнее время перед катастрофой вроде бы всем вдолбили, что все продается и покупается. И все продаются и покупаются. Продажность намертво убила уважение к работающим. Любого вроде как можно купить с потрохами. Все в той или иной степени проститутки получаются. Только одни высокооплачиваемые, а все остальные – придорожные минетчицы. Но суть у всех одна стала. Это было немалой потерей. Как ни верти, а работа раньше уважалась больше. Те же врачи скатились до состояния этаких придорожных авторемонтников: одно желание – выдрать с пациента и его родных побольше бабла, ну и соответственно отношение к медикам, как к жестянщикам. Хотя, наверное, что-то я с устатку мудрю…
Утром докладаю о приглашении пионэров. К моему удивлению, майор реагирует положительно. Спрашивает, кто из команды пойдет. Ильяс было отказывается. Но упоминание о свежей рыбе его переубеждает. Енот относится к приглашению со всей серьезностью. Вовка и Сергей решительно отказываются, остальные начинают думать думу.
Майор попутно ставит меня в известность, что некоторые наши соседи в пику нам решили ввести стандарт-аптечки. Чтоб не зависеть от кронштадтских зазнаек. Меня это сильно удивляет, стараюсь выяснить факты. Оказывается, как и всегда, что все шибко новое – это хорошо забытое старое. Соседние умники решили сделать ровно то же самое, что практиковали на амерских китобойных судах времен Моби Дика [53] , где имелись стандартные аптечки, по-моему, из двадцати шести банок. У капитана был список-инструкция: от головы – банка 1; от кровотечения – банка 2; от болей в животе банка 3 и так далее.
53
Имя кита – героя самого великого, как утверждают специалисты, романа американской литературы XIX в. «Моби Дик, или Белый кит». Автор – Герман Мелвилл.