Мы из российской полиции
Шрифт:
– Да, похоже на то… – согласился Смирнов. – Значит, они решили не повторяться. Французу устроили сердечный приступ, меня пытались отравить, Кённеля убил снайпер… И все мы имели отношение к Ближнему Востоку и Северной Африке. Кстати, Кённель – он какой из себя?
– А вот, я снял его камерой сотового, – Лев достал из кармана телефон и, поманипулировав кнопками, вывел на дисплей фотоснимок убитого в «Альбионе».
Алексей Юрьевич, нахмурив лоб, некоторое время изучающе смотрел на искаженные смертью черты лица Кённеля, что-то напряженно вспоминая.
– Да, я его помню… – наконец нарушил он молчание, утвердительно кивнув головой. – С ним я несколько раз сталкивался в Тунисе. По-моему, он там
Заложив руки за спину, с озабоченным видом Смирнов прошелся по холлу, но в этот момент прозвучало приглашение пройти в зал. Когда в зале установился хотя бы относительный порядок, председательствующий – все тот же Джордж Гоу – объявил очередной вопрос повестки дня. Но в этот момент со своего места вновь поднялся Смирнов и, попросив слова, объявил о том, что около часа назад в своем гостиничном номере был убит Альфред Кённель.
Потрясенный услышанным зал мгновенно умолк. Присутствующие с недоумением и тревогой воззрились в сторону Алексея Юрьевича. Джордж Гоу, утерев обширную лысину носовым платком и хлопая глазами, пригласил его на кафедру, чтобы Смирнов сообщил детали происшедшего. Поднявшись из зала, тот вкратце изложил услышанное от Гурова. Его голос звучал сдержанно и твердо, но в нем ощущалась и какая-то ностальгическая грустинка:
– …Я задумался над тем, кто мог бы быть организатором и заказчиком всех этих покушений – и на Якоба Дарри, и на меня, и на Альфреда Кённеля… – Алексей Юрьевич, опустив голову, сделал небольшую паузу. – Должен сказать, что я, как представитель бывшего Союза, а теперь России, согласно логике вещей как будто бы должен был воспринять смерть своих бывших коллег, в свое время находившихся в других «окопах», по меньшей мере без намека на скорбь и сожаление. Мы были непримиримыми соперниками. Мы принадлежали к разным блокам и порой воспринимали друг друга как врага. Но тем не менее мне очень жаль, что эти люди прежде времени ушли из жизни. И я хотел бы назвать того, кого считаю их убийцей. Сегодня этого человека зовут Шихабуддин. Насколько мне известно из закрытых источников, он – один из главарей террористического так называемого «Черного альянса», о котором вчера мы уже вели речь. Но это его сегодняшнее имя. Ранее это был агент разведслужб Соединенных Штатов Николас Боллз, принявший ислам и перешедший на службу к тому, кого террористы величают шахом шахов, султаном султанов, царем царей. Настоящее имя главаря «Черного альянса» мне, к сожалению, пока неизвестно.
Сказанное Смирновым произвело впечатление, обычно именуемое журналистами «эффектом разорвавшейся бомбы». Сразу в нескольких концах зала послышались возмущенные протестующие возгласы.
– Этого не может быть! – задыхаясь от приступа аллергического кашля, выкрикнул бывший резидент ЦРУ по Восточной Европе Алан Гарринс. – Он мой хороший товарищ, и я не позволю марать его честное имя! Николас погиб смертью героя во время пересечения ливийско-тунисской границы. Мистер Смирнов, сказанное вами – ложь и клевета!
– Сэр, вы можете каким-то образом подтвердить достоверность своей информации? – пытаясь соблюсти некий нейтралитет, поинтересовался Джордж Гоу.
– Мистер Гарринс, вы прекрасно знаете о том, что Николас Боллз не погиб на пустынной дороге, перевернувшись в машине, потерявшей управление, – с чуть заметной улыбкой ироничного сожаления Алексей Юрьевич покачал головой. – В том «Шевроле» сгорел совсем другой человек. Николасу Боллзу нужно было как-то обставить свое исчезновение, и он задействовал вариант с автокатастрофой. На исламистов из «Аль-Каиды» он работал с конца восьмидесятых. Откуда
– Ложь! Ложь! Ложь! – уже без особого запала, с некоторым даже унынием повторил Гарринс.
– Хорошо… – Смирнов усмехнулся. – Я лично был на месте автокатастрофы в тот момент, когда тунисские пограничники и пожарные осматривали только что потушенную машину. В кабине был всего один человек, собою довольно тщедушный, ростом около пяти с половиной футов, тогда как Боллз был телосложения весьма крупного, при более чем шести футах роста. И последнее. Среди тех, кто в этот момент, кроме меня, проезжал мимо и остановился, чтобы посмотреть на последствия автокатастрофы, был и хозяин небольшой тунисской автомастерской Михаэль Фогельман, настоящее имя которого – Альфред Кённель. Вам это ни о чем не говорит?
Зал вновь притих, ошарашенный столь неожиданными откровениями. Стушевавшийся Гарринс, что-то бурча под нос, медленно опустился на место. Поблагодарив за внимание, Смирнов также спустился в зал. Приободрившийся Джордж Гоу объявил пленарное заседание продолженным и предоставил слово очередному выступающему.
Слушая монотонный, усыпляющий спич кого-то из натовцев, Стас несколько раз потянулся, пару раз зевнул и, наконец, пробормотал на ухо Гурову:
– Лева, у меня уже и задница затекла от сидения и уши болят от этой пустопорожней болтовни. Может, пойду курну?
– Да, пошли, немного постоим на улице… – к удивлению Стаса, согласно кивнул тот. – Самому тутошняя болтология осточертела по самое не могу.
Глава 5
Пригнувшись, они на цыпочках покинули зал и, облегченно вздохнув, прошли через малолюдный холл на широкую площадку гостиничного крыльца, с пристроенным сбоку длинным пологим пандусом. На всякий случай покуривая в рукав – а вдруг у англичан курение перед входом в гостиницу считается признаком дурного тона? – Стас разглагольствовал на темы здешней погоды и вполне имеющей место быть женственности английских леди.
– …Не, ты знаешь, мне всегда думалось, что в Англии живут все такие замороченные, затянутые в корсеты, замороженные, как перележалый минтай, – философствовал он. – А пригляделся… Оказывается, все путем – прямо как у нас. Только что язык другой.
Слушая приятеля, Лев рассеянно смотрел на проходивших мимо постояльцев отеля, на подъезжающие и отъезжающие авто, на чопорного швейцара в форменной ливрее, важно высящегося у входной двери. Курить ему не хотелось – он уже забыл, когда держал в зубах сигарету. Собственная хроническая забывчивость по части приобретения табачных изделий и воспитательные замечания Марии, не очень жаловавшей табачные ароматы, постепенно свою роль сыграли. Теперь Гуров если и дымил, то только в какие-то пиковые моменты, когда даже его весьма и весьма крепкие нервы начинали пошаливать.
Неожиданно он заметил какого-то человека в синей рабочей спецовке, который свернул за угол отеля. В принципе, ничего особенного в этом не было. Мало ли куда и зачем направился обычный лондонский работяга, так сказать, пролетарий постиндустриальной эпохи?.. Но интуиция опера со стажем вновь властно явила себя, и Лев, прервав на полуслове разошедшегося приятеля, негромко произнес:
– Стас, подожди об англичанках. Ты заметил мужика в слесарной робе? Свернул вон туда за угол… Что-то он мне не понравился. Шкурой чую, что-то здесь нечисто. Пойти бы глянуть, что там за «кильдим» английского фасона…