Мы из спецназа. Лагерь
Шрифт:
Проморожены глотки
Мы слегка не в себе,
Кто тоскует о водке,
Ну, а я о тебе…
Эх, парок-чифирок,
Мы поделим, браток,
Разольем по крови,
Оживем на чуть-чуть.
Вспомним мать и отца
Вспомним школьных дружков,
Всех подруг и врагов
Под ударник оков…
Словом, все струилось и текло по заранее оговоренному сценарию. Пили водку, пели песни, вели базар за жизнь и вмеру гоготали. Встрече удалось придать благонравный вид, и даже охрана, расставленная вдоль стен, вопреки обыкновению была обряжена в цивильные костюмы. Видно было, что ни галстуки, ни пиджаки стриженным ребяткам не пришлись по вкусу, однако ради англичанина стоило потерпеть. Разумеется, заморский гость восседал в центре стола, и та же Любаша с медоточивой улыбкой
– Все, уезжаю, - к Папе подошел прощаться последний из своих– Ваха Курганский. Этот не постеснялся обнять Папу прилюдно, а, обнимая, шепнул на ухо:
– Все было славно. И индюк твой понравился. Ты уж постарайся ощипать его как следует.
– Я постараюсь… А девочек моих поглядеть не хочешь?
– Прости, Папа, дела.
– Какие дела ночью, ты что?
– А у меня настоящие дела только ночью и начинаются. Типа, как у главного урки страны.
– Это ты про Сталина?
– Про него, генацвале, про кого же еще!… Но своего бойца я тебе оставляю, как договаривались.
– Рыхлого, что ли?
– Ну, да. Ты ведь хотел его с Ангелом столкнуть, - вот и поглядишь, какой у меня охраняла. Может, Ангела он и не побьет, но поразвлечь тебя сумеет. По любому пять сотен баксов на него поставлю.
– А если не с Ангелом, а с Костой драться будет?
– Тем более. Даже пару сотен сверху накину.
– Годится. Сам-то не желаешь за него поболеть?
– Некогда, брат, извини… - Ваха скупо улыбнулся.
– Нельзя расслабляться. Новая власть на горизонте маячит. Наша власть. А всех перевертышей скоро на ножи поставим.
– Откуда такие сведения?
– А с самой горы, - толстый палец-сосиска, туго пережатый массивным перстнем, указал в потолок.
– Надежные люди шепнули, что у чекистов вождь смену себе ищет. А как у них переменится, так и у нас обновление начнется…
Папа не улыбнулся и не поморщился. Ваха Курганский был моложе его лет на пятнадцать, а потому питал еще неоправданные надежды. Перемены и впрямь маячили, но в реставрацию старого Папа уже не верил. Новые давно срослись с властью, с ментами и теми же чекистами - срослись настолько крепко, что срубить их было бы труднее, чем грибные наросты на березовом стволе. Они и воров пользовали втемную, сшибая лбами, тасуя, словно колоду карт. Во всяком случае, Папа точно знал: понадобится он им, поднимут на гребень, а захотят его устранить, сметут и не заметят. Собственно, потому и не бились новые с ветеранами, что старая гвардия давно уже не составляла им серьезной конкуренции. Какое дело слону до слепня, опустившегося на круп? Он и не заметит его, а если и заметит, не отмахнется. Слишком много чести. А шкуру слоновью слепню все одно не прокусить, тем паче, что нынешних слонов умеют обслуживать ментовские пташки. Кого надо - смахнут крылом, а кого и склюют. Вот поэтому и нечего было трепыхаться. Сейчас им следовало затаиться и выжить, сохранив остатки сил, авторитета и капиталов. Это представлялось тоже не самой простой задачей, но оставалась надежда, что такие, как этот заморский боров, им сумеют помочь…
Повернув голову, Папа заставил себя улыбнуться Чарльзу Ларсену. Забавно, но тот по сию пору принимал его за крупного бизнесмена и даже видел в благородной седине
Опустившись в кресло, Папа махнул рукой, и тотчас заиграла энергичная музыка, в огромную залу впорхнула пара девчушек - тех самых юных танцовщиц, которых некогда он выкупил в одном из уральских борделей. Впрочем, покупка не стоила ему ни рубля, - Папа просто назвал себя хозяину и подарил визитку. Этого оказалось вполне достаточно. Девушки, доход от которых был без того не слишком велик, были преподнесены старому вору в качестве подарка от заведения. И хотя танцевали молодки не ахти как, главный их плюс крылся не в профессиональной технике и не природной грации, а в юности. Худенькая Лиза была, в сущности, еще подростком, очень напоминая мальчика, Татьяна же, формы которой успели в последние месяцы предательски округлиться, больше стала нравиться самому Папе. Какая из них приглянулась англичанину, угадать было трудно, а потому на вечеринку пригласили и ту, и другую.
Начав танец в полупрозрачных туниках, девушки постепенно сбрасывали с себя фрагменты одежды, причем каждая вторая деталь туалета падала вблизи ног англичанина, а свой серебристый лифчик Татьяна умудрилась даже бросить ему на колени. Впрочем, англичанин больше смотрел на Лизу, и именно ей Папа дал скрытый сигнал. Лиза все поняла правильно и, шагнув вперед, неожиданно для сидящих, одним махом скакнула на стол. В стороны полетели бокалы и рюмки, ручьями потекло пролитое вино, однако Лизе сегодня было позволено все. И, продолжая крушить застолье, она дотанцевала свой номер, скинув трусики прямо перед ошеломленным взором Ларсена. Впрочем, от рук англичанина Лиза умело ускользнула и уже через пару секунд, спрыгнув со стола, шмыгнула вслед за своей подругой.
– Great! Wonderful!
– раскрасневшийся Чарльз Ларсен показал Папе два больших пальца. Жизнь в России тоже его кое-чему научила.
– The second girl - is a real flash!… Фэнтэйстик! Отшен и отшен понравилась!
Милостиво кивнув, Папа пообещал:
– Если хотите, могу познакомить.
Голова второго секретаря генерального консула Великобритании энергично затряслась.
– Да, конэшно! Отшен хощу!
– Этого дела все хотят!
– грубовато хохотнул Пельмень, но Папа одарил его таким взглядом, что боец немедленно заткнулся.
– Еще одну рюмочку?
– Любаша привалилась было к плечу англичанина, но он решительно ее отодвинул.
– Спасибо, не хощу.
– Вот, значит, как!
– в глазах у Любаши зажглись недобрые огоньки.
– Эту пигалицу, выходит, хочешь, а меня нет?
– Я вас не отшен понимаю.
– Врешь, боров! Все ты прекрасно понимаешь!
– хозяйка лагеря залпом опрокинула в крашенный рот рюмку, некрасиво скривилась.
– Ну? Чего вылупился? Передо мной, братец, выделываться бесполезно. Я вас, кобелей, вдоль т поперек изучила!…
– Спокойней, Люба! По-моему, ты перебрала.
– Это кто перебрал? Я?!
– Выйди и охолонись!
– взгляд Папы попытался образумить подельницу, но дамочка уже закусила удила. Дважды за день ее прелестями откровенно пренебрегли, и немудрено, что подобное отношение хозяйку лагеря повергло в ярость. Мотнув головой, она пристукнула кулаком по столу.
– А вот не выйду! И ты мне тоже не указ!…
Все за столом затихли, ожидая неминуемого взрыва, но взрыва не произошло. Спокойно взглянув на охрану, все тем же ровным голосом Папа произнес:
– Жуткая это вещь - пьяная женщина… Чан, Пельмень, выведите ее.
Момент был ответственный, а потому церемониться с барышней не стали. Зная ее бешеный нрав, Чан попросту сгреб Любашу за волосы и словно собачонку выдернул из-за стола, Пельмень же ухватил ее за ноги, и уже через полминуты они вытащили упирающуюся дамочку из зала. Умудренный жизнью Стакан тут же включил музыку погромче, а Папа обратил к Ларсену лучащуюся улыбкой физиономию.
– Увы, как говорится и на старуха бывает проруха.