Мы из спецназа. Поединок
Шрифт:
– Что ты такое говоришь!
– Да, решил попробовать все на собственной шкуре: в цементе топился, с высоты чуть не упал, но, видно, нет у меня таланта - ничего не получилось.
– Да ты же весь синий!
– Еще скажи - голубой…
– Шуточки он все шутит…
В следующую секунду Диана затащила его в ванную. Начиная с этого момента он откровенно поплыл. Мускулы враз отказали, мозг впал в прострацию, и того, как его раздевали и отмывали в горячей воде, он толком не запомнил. Просто было хорошо, и он радовался, блаженно постанывая
– Да сиди же спокойно! Напугал меня прямо ужас как! В один вечер - столько всего…
– Все нормально, Диана. На дворе третье тысячелетие - начало апокалипсиса. Ураганы, наводнения, бури…
– Так это ты в бурю попал?
– Я к тебе попал. А это похлеще любого шторма.
– Нет, правда, что с тобой случилось?
– Потом, все потом. Сил нет рассказывать.
– Бедненький ты мой! Ну ничего, сейчас закутаю, чаем напою, и снова человеком станешь.
Подняв голову, Дмитрий разглядел ее доброе озабоченное лицо: огромные глаза, чуточку припухшие губы, а в разрезе халатика - смуглые, упругие и очень земные полушария. Даже без макияжа Диана выглядела потрясающе. А может, это только ему она казалась такой?
Говорят, каждая женщина красива для своего мужчины. Кто знает - так это или нет… Скорее всего, похоже на правду. Иной раз видишь парочку, что как первоклашки держатся за руки и друг в друге души не чают, и всегда их лица светятся счастьем, а поэтому по-настоящему красивы…
Голова Дмитрия снова закружилась, в груди разлилось нечто теплое и щемящее. Ткнувшись лбом в живот Дианы, он обреченно вздохнул:
– Вот ведь чепуха какая! Только что зол был на весь мир, а теперь расплавился. Все равно как воск на огне. Чувствую, что люблю: то ли жизнь, то ли тебя. Или, может, это одно и то же?
Руки Дианы дрогнули. Она взглянула на Дмитрия чуть растерянно.
– Ну вот и дождалась. Или, может, ты бредишь?
– Может, и так. Только ведь в бреду обычно правду говорят. Ты чу2дная, а таких не любить нельзя.
– И когда ты это понял?
– Да вот прямо сейчас и понял. Утром еще ничего не знал, а теперь знаю. Смешно, да?
– Да уж, обхохочешься… - В голосе женщины проскользнули нервные нотки.
– Только боюсь, проснешься завтра и все забудешь.
– А ты напомни, а я в блокнотик специальный запишу и каждый день буду открывать и читать, чтобы не забыть. Даже в старости, когда наступит маразм.
– До старости ты еще сто раз меня разлюбишь.
– Это еще почему?
Диана запустила пальцы в его волосы и ласково потрепала их.
– Ну, скоро постарею, буду рыхлой и несимпатичной. А ты и через двадцать лет останешься красавчиком и сердцеедом. Наверняка будешь бегать на сторону. Или скажешь - нет?
– Ну… разве что изредка.
– Дима хмыкнул.
– Но если ты не будешь ни о чем знать, это ведь не страшно, правда?
Он посмотрел на нее и с удивлением увидел, что глаза Дианы подозрительно блестят. Значит, восприняла
– Ну вот, тебе говорят, а ты и уши развесила. Пошли-ка лучше чай пить, а то я засну прямо в ванной.
– Значит, ты все навыдумывал?
– Что «все»?
– Сам знаешь что.
– Да нет.
– Дмитрий взял ее руку, прижал к своей щеке.
– Похоже, я действительно тебя люблю. Только по собственной глупости еще как следует этого не осознаю.
– А когда поймешь?
– Наверное, скоро. Возможно, сразу после чая.
Глава 13
Громко ругаясь, с использованием печатных и непечатных выражений, строители возились возле раскуроченной подсобки. В три этажа родной речи крыли ночных взломщиков, позарившихся на ведра с лопатами и мешок с цементом.
Никто и предположить не мог, что ежесекундно поминаемые нецензурной бранью, а в жизни Финик и Варан находятся совсем рядом от строительной площадки.
Играло радио, и, врезаясь в редкие паузы между музыкой, хорошо поставленным голосом диджей сообщал последние новости:
– Доподлинно известно, что сразу после встречи с губернатором патриарх планирует побывать в Верхотурье. В планы Алексия Второго также входит посещение колонии для осужденных…
– Вот уж порадуется братва. Поп - и в зоне!
– А их сейчас всюду пускают. Церкви даже разрешают строить.
– Финик потер небритую челюсть.
– Говорят, удобно. В церквах шмона нет, что угодно можно спрятать.
– Глуши радио, Шапсо идет!
Варан не ошибся.
Чавкая итальянской обувкой по уральской грязи, к ним приближался начальник охраны Мусы. Сумрачный взгляд полускрытых веками глаз, боксерские плечи и узкий лоб придавали Шапсо свирепый вид.
В команде Мусы этот человек пользовался непререкаемым авторитетом.
О нем мало что знали, но и того известного минимума было достаточно, чтобы вжимать голову в плечи при его приближении. Финик с Вараном так и поступили, поскольку отлично понимали, что оплошали, а в своих наказаниях за провинности Шапсо отличался большой изобретательностью.
– Сбежал ваш покойничек.
– Шапсо щепочкой попытался сковырнуть с туфель пласты грязи.
– Строители говорят, что бадью действительно подняли вверх, но ничего, кроме застывшего цемента, в ней не обнаружили.
– Да они гонят, в натуре! Как он мог сбежать?
Шапсо медленно покачал головой:
– Это вы гоните, суслики. Не проканал ваш порожнячок. Я ментом засветился, работяг еще и по стройке погонял - нигде никаких следов. Вкурили, суслики? Ни-ка-ких.
– Шапсо, да ты что? Гадом буду, все как надо сделали. Фраерка цементом залили, на крюк подцепили…
– Ты это подружке своей расскажи, хорошо?
– Ну, в натуре же, правда!
– Мне твоя правда, Финик, как репей на одном месте.