Мы из спецназа. Заложники
Шрифт:
– Вроде как воспитывали.
– Дмитрий кивнул своим мыслям. Сказанное Жанной было и впрямь весьма важно для их следствия. Маньяк действует по порыву, а потому совершенно непредсказуем. Насилует, потом убивает. Если же прав Саня Лепехов и в городе орудует контора, занимающаяся тотальным похищением блондинок, то здесь уже угадывается корысть. Над «товаром» могут вдоволь поизгаляться, но существенно портить и уж тем более уничтожать не будут…
– Кажется, похожий переулок!
– встрепенулась Жанна.
Дмитрий с интересом огляделся:
– Сюда?
Девушка неуверенно кивнула:
– Хотя, может, я и ошибаюсь…
К сожалению, Жанна ошиблась. Переулок оказался
– Ты, главное, напрягись, - советовал Дмитрий девчушке.
– Память - штука послушная. Сейчас у тебя ступор, ты все хочешь забыть - и ты обязательно забудешь, но не сейчас. Потому что сейчас нам позарез нужно найти этих паскудников. Для этого следует напрячься и вспомнить подробности.
– А нужно ли такое вспоминать?
– Не знаю, - честно признался Харитонов.
– Будь ты натурой дерганой и истеричной, может, и впрямь не стоило бы затевать эти эксперименты. Но ты не трехлетнее дитя и не страус - справишься. Найдем твою подругу, а уж потом…
– Что «потом»?
Снова в ее голосе прозвучал ребячий задиристый вызов. Дмитрий обернулся к Жанне. Она сидела рядом, поджавшаяся и нахохленная, а в глазах горел злой огонек. И даже на него смотрела как на врага. Дмитрий вздохнул. Оно и понятно. Он ведь тоже представитель мужского племени, а мужики теперь для нее все мазаны одним миром.
– Видишь ли, Жанна, я, конечно, неважный психолог, но одно могу сказать твердо: время лечит все. Главное - не замыкаться в себе и продолжать жить.
– Да как после такого можно жить!
– По щекам Жанны полились слезы.
– Что вы вообще можете об этом знать? Ведь это первый раз, понимаете? И чтобы вот так - с какими-то подонками!…
– А первый раз так оно обычно и бывает, - хладнокровно возразил Дмитрий.
– Ты уж прости меня за прямоту, но в моей жизни женщин хватало. То есть очень озорным бабником я никогда не был, но и не монашествовал. Так вот если честно, то девственниц я не встречал. Ни разу. Даже среди самых молодых. А когда осторожненько пытался расспрашивать - что да как, слышал неизменно одну и ту же историю. Чужая хата, танцульки, вино, чья-то пьяная харя.
– Харитонов пасмурно вздохнул.
– У нас в конторе паренек один есть, так вот опыта у него вдвое поболее моего. Но может сказать тебе то же самое. Ни он, ни я никогда не охальничали, потому, может, и не встречали девушек. Такой вот несложный ребус.
– Дмитрий немного помолчал.
– Вы вот с Машей тоже «козлов» обламывали, считали, что благое дело вершите, ан нет! Фигушки! Настоящих козлов пигалицам вроде вас не обломать. Это они вас ломают - на десятки и сотни счет боевой ведут. Вы же только лопушкам из интеллигентных семей головы можете морочить, а такие,
– Вам легко рассуждать! Вы - мужчина!
– Нет, Жанна, совсем не легко.
– Дмитрий ощутил, что и сам начинает помаленьку заводиться.
– Потому что по праву мужчины я нередко обязан был видеть то, что для женских глазок совсем не предназначено.
– Что, например?
– Например?… - Дмитрий на секунду задумался.
– Например, траншеи, заваленные трупами - свежими и не очень. Видел лицо несчастного, которому плеснули в лицо серной кислотой. Бедолага, на свою беду, выжил… Видел тела людей, с которых заживо сдирали кожу, видел банки с заспиртованными ушами и пальцами. Видел скальпированных и кастрированных, видел малолеток, на глазах которых мучили их родителей. Видел останки тех, кто взрывал себя вместе с домами и прохожими. Видел распятых, которым вгоняли в руки пятидюймовые гвозди, а перед этим стачивали напильником зубы.
– Руки Харитонова с силой стиснули руль.
– А знаешь ли ты, милая, как выглядит после землетрясения обыкновенный город или деревня? Когда умершие и удушенные лежат послойно, полузасыпанные землей и пеплом?…
– Хватит!
– Девушка зажала уши.
– Хватит! Не хочу больше слышать!
– То-то и оно, что все мы не хотим. Ни слышать, ни знать.
– Дмитрий нервно пошевелил плечами.
– Честное слово, будь у меня такая возможность, тоже стер бы все из памяти к чертям собачьим. Только что толку? Это ведь было, есть и будет. Как говорится, не отмахнешься. Конечно, думать об этом постоянно - тоже лишнее, этак и свихнуться недолго, - но когда тебе плохо, когда хочется иной раз выть, ей-богу, невредно припомнить, что есть на свете и такие, кому во сто крат хуже.
Кажется, суровый ликбез дал свои плоды. Жанна сердито сморкнулась в платок, еще разок всхлипнула, но слезы по ее щекам больше не струились.
– Если мы их найдем, вы обещаете мне, что никакого открытого суда не будет?
– Ну, разве что самосуд, - неловко пошутил Дмитрий, но тут же себя и одернул.
– Насколько я помню нашу договоренность, речь шла не о суде, а о ваших личностях. Тут все остается по-прежнему. Могу твердо обещать, что ни о тебе, ни о Маше никто ничего не узнает.
– Слово директора?
Прозвучало это совсем по-детски, но Харитонов серьезно кивнул:
– И директора, и человека.
– Тогда поверните назад. Мы его только что проехали.
– Кого «его»?
– Дом, в который нас привозили те двое.
Дмитрий ошарашенно оглянулся на пассажирку, послушно крутанул руль:
– Ты уверена?
– На все сто.
– Жанна уже не напоминала запуганного зверька. Взор ее приобрел неожиданную цепкость, и на здание, к которому они теперь приближались, девушка смотрела уже совершенно иначе.
– Но тот дом тебе тоже поначалу показался похожим…
Жанна покачала головой:
– Считайте, что память прорезалась. Я уже на перекрестке поняла, что мы где-то рядом. А как увидела топольки с урнами, сразу и узнала.
Дмитрий подался вперед, внимательно вгляделся в наплывающее на них кирпичное здание:
– Который, говоришь, подъезд?
– Второй справа.
Похоже, девушке можно было верить. Бетонный козырек, щербатые ступени, штанга с фонарем - все было на своем положенном месте. Достав мобильник, Дмитрий тут же вызвонил секретаршу: