Шрифт:
Ненавижу людей. НЕНАВИЖУ. Они шастают всюду почти каждый день. Их громогласные вопли безудержного пьяного веселья, едкий запах спирта и огромные рюкзаки за плечами с тонной дурно пахнущей химической дряни, которая зовётся «едой»! Но самое главное – их кусок дерева. Лакированный кусок дерева с натянутой посередине проволокой, по форме напоминающий меня, испускает душераздирающие звуки – они звенят в ушах и отдаются нестерпимой болью в сердце, даже ещё хуже, чем их собственные голоса.
Вот скажите, какой человек в здравом уме отправится на отдых не на природу, к волнующемуся морю или
Самые догадливые из вас, думаю, уже поняли, что я – как там это у вас называется?..Призрак?…Да, призрак. Душа умершего здесь человека. Это, конечно, не совсем так, но в общих чертах – да.
Когда-то я сама была человеком, хоть этого времени уже не вспомню – да и незачем – но сейчас я готова отдать всё, чтобы эти людишки никогда больше не попадались на глаза.
Мы всё живём в одном мире, состоящем из разных временных слоёв. Если сказать проще, революция в данный момент может вершиться над головами уличных танцоров, но никто из них – ни танцоры, ни революционеры – никогда не почувствуют и уж тем более не увидят это. Призраки – совсем другое дело. Мы застряли в пустоте между слоями, там, откуда может быть видно всё, но за эту возможность приходятся дорого платить.
Вторжение в нашу пустоту другой реальности сопровождается ужасными искажениями восприятия. Изображение сохраняется в довольно целом виде, но голоса, звуки, ощущения превращаются в тысячи ножей для головы и сердца. Поэтому, хотя и не только поэтому, я ненавижу людей…
Люди
548 день…Опять. ОПЯТЬ! Целых шестеро! Большое скопление, выбравшись из двух жестянок на колёсах, торжественно шествует к покосившимся воротам. Две женщины, двое мужчин, один юноша и мальчик поменьше – не помню, как они в совокупности называются. Все разодетые, словно приехали не в пыли валяться, а собирать бал, учтивые, без конца улыбаются, ласково советуются и заглядывают друг другу в глаза. Ха. Ха-ха. Выражения лиц, улыбки и слова – всё фальш, даже мне видно, натянутые, как проволока на том злосчастном куске дерева.
На взрослых смотреть не интересно, но мальчик…
Младше, лет 13-12, ростом чуть ниже меня (хотя я точно помню, что мне, как минимум, 15). Не знаю, может необычная внешность постаралась, однако что-то мешает мне оторвать от него взгляд.
Ворох мягких чёрных, как смоль, волос, большие ясные глаза-звёздочки цвета ночного моря и…настоящая улыбка. Странная, очень странная, не виданная мною раньше – не похожа на детскую и совершенно не похожа на взрослую.
Они ставят какие-то натянутые мешки во дворе, скрупулёзно копошатся над железной чашей, где вскоре загорается пламя. Достают «еду», но на этот раз она другая, пахнет куда приятнее, но всё первое впечатление вдребезги разбивает внезапный ядовитый запах спирта. Да уж, не слишком людишки отличаются – одни «еду» химией пичкают, а другие эту же химию к спирту примешивают.
Стоило мне на мгновение отвлечься, как мальчик исчезает из освещённого огнём кружка. Такой неожиданный поворот заставляет даже привстать от
Впервые за несколько дней я опускаю ноги на пол. Длинные волосы спадают до пояса и, слегка колыхаясь на ветру, щекочут лицо. Машинально посмотрев на руки, вдруг ловлю себя на мысли, что у меня довольно длинные и аккуратные ногти…
Вообще-то в памяти ещё живо постоянно адресованное мне слово: «красота». Жаль только, я не помню его значения. Если судить по разговорам компании, давно приезжающей сюда, то юноши говорили такое девушкам, описывая их внешность и достоинства. Фи. Хорошо, что зеркало не способно меня отражать – если я действительно похожа на тех особ, которых называли «красивыми», лучше совсем себя не видеть, иначе, кто знает, оживу со страху…
– Подглядывать не хорошо! – внезапно чей-то пронзительный озорной голос врезается в голову.
Я застываю в оцепенении, не в силах даже обернуться. Впервые за несколько лет человеческий голос так близко и не причиняет ни малейшей боли!
– Ты…ты…КТО ТАКОЙ?! – так же неожиданно для меня звучит мой собственный голос. Довольно звонкий и пространный…Но когда в последний раз я произносила хоть слово?
– Кто же так знакомится? – мальчик, минуту назад сидевший у костра, шагает вперёд с лукавой ухмылкой. – Я Лоу, – большие глаза тщательно изучают с ног до головы, а, наткнувшись на мой недоумевающий взгляд, прищуриваются от смеха.
– Ты… – я потрясена до глубины души, до такой степени, что это невозможно описать словами, но…всё же… – Ты видишь меня?
– Глазами не обделён, – он игриво фыркает и проходит за мою спину. – Ты здешний призрак что ли?
– Что ещё за «что ли»?! – на смену шоку вдруг врывается гнев. – Что за разочарованный тон?!
– Я ожидал кого-то более устрашающего – психа в окровавленной смирительной рубашке, а тут… – снова этот оценивающий скользящий взгляд. – Всего лишь милая девочка, – «милая»? Я…не помню, что это значит, потому не могу напасть с обвинениями.
– Довольствуйся тем, что есть. К тому же, я не зрелище и не развлечение для малюток вроде тебя.
– Эй! Вот это уже обидно, – Лоу надувает щёки и прыгает на подоконник. Практически все окна в здании выбиты, стены трескаются и крошатся, а подоконники уж тем более хлипкие – тронешь, и отломятся, как мокрый песок. С другой стороны, сколько может весить маленький худой мальчик?
– Ты бы… – слова слетают с губ против воли, но игривый смешок их заглушает.
– Ты старше меня от силы года на три – разница так себе. Плюс ко всему, я умнее тебя.
– Откуда такая уверенность?!
– Маркус, Лоу! – внезапно в голову вонзается женский голос. Дребезжащий и острый, пробирающий каждую клеточку нерва, он валит меня на колени, отдаваясь жгучей болью в сердце, и дальше слов уже не разобрать.
– Поболтаем позже, лапочка, – бросает Лоу на ходу и, коснувшись моей головы ладонью, скрывается за углом.
Я не вижу, как он уходит – глаза в порыве боли прикрыла руками, – не вижу его лица и с трудом разбираю его чистый, не тронутый искажениями реальности голос.