Мы - пионеры, дети рабочих
Шрифт:
– - Эй, мистер, -- в поле моего зрения появилась пожилая женщина.
– - В чем дело?
"Хунвейбинка" -- мгновенно понял я.-- Извините, -- я попытался быть вежливым настолько, насколько мог.
– - Вы бы не могли заниматься всем этим немного потише...
– - Почему это?
– - Хозяйка перешла в наступление.
– -Вам должно бы быть стыдно! И вообще, как вы смеете мешать нашим детям?
– - Слово "нашим" было нарочито подчеркнуто.
– - Кстати, мистер, это - наша частная собственность. Если вы посмеете еще раз нас побеспокоить, мы вызовем полицию.
– - Извините, я собственно, -- мне
– - Нельзя ли... Ну хоть немного потише.
– - Нельзя!
– - Хунвейбинка развернулась ко мне спиной и оскорбленно вошла в дом.
– - О, Господи, -- взревел я.
– - Нет мне спасения. Почему я попал в эту сумасшедшую страну непуганных идиотов? Почему эти плоды культурной революции живут в собственном доме, разводя всякую социально-незрелую ересь? За что караешь ты меня?
– - За грехи, -- ласково пропел внутренний голос, и я понял, что вдохновение ко мне сегодня уже не вернется. По этому поводу я решил окончательно погрязнуть в грехах, и поехал к любимой девушке, у которой задержался до пол-второго утра. Вернулся я домой пахнущий коньяком, в мятой рубашке и совершенно вдохновленный, сел за письменный стол, и, поглядев на рукопись, почему-то оказался в длинном школьном коридоре из моего детства.
Снилось мне детство, причудливым образом смешанное с отротчеством и юностью. Меня исключали из состава пионерской организации за употребление коньяка и курение в школьном туалете. Нет, курить я курил, признаюсь, но вот коньяка в те годы не употреблял, разве что портвейн "Три семерки". Вот уже выстроились в ряд пионеры, презрительно смотрит на меня директриса, она поджала губы и сейчас...
– - Погодите, -- смеюсь я.
– - Я уже взрослый. Более того, я живу в Америке и вы меня исключать не имеете никакого права. С курением, правда, у них и здесь проблемы, но, честное слово, я курю только у себя в садике и в автомобиле. Я понимаю, что отравляю окружающую среду, но...
– - Ха-ха-ха, -- смеются пионеры.
– - Честное слово, я здесь уже несколько лет. Не верите - посмотрите, за углом моя машина стоит, вот ключи. Разве в наши времена у советских граждан были такие машины?
– - Аргумент этот представляется мне убийственноубедительным, и я радостно усмехаюсь.
– - Ты, -- директриса задыхается от негодования.
– - Ты продался империалистам. За тряпки, за Кока-Колу! За автомобиль! За пачку сигарет "Кэмел"! Позор!
– - Да не курю я "Кэмел". И причем здесь Кока-Кола? И вообще, вас давно нет!
– - протестую я.
– - Вы выросли. Многие даже погибли, кто в Афганистане, кто в более поздние времена. Генка Захаров, например, его в Афгане убьют. И Сережку Гаранова тоже. А Мишу Шестова конкуренты положат в девяносто третьем. Человек пять из вас в Америке будут жить. Даже председатель совета отряда Игорь Костиков будет жить в Америке, я его там видел, в супермаркете! Честное пионерское!
– - Игорь, это правда?
– - Директриса сурово смотрит на него.
– - Как ты мог так поступить? Где твоя пионерская совесть?
– - Я больше не буду, Татьяна Семеновна, клянусь!
– - всхлипывает Игорь и подносит к губам золотой горн.
– - Па-рарара! Ра-Ра!
– - Трубит он.
– -Па-рарара! Ра-Ра! Подъем!
Я недовольно поежился и обнаружил, что заснул
– - Па-рарара! Ра-Ра!
– - Услышал я, только на этот раз наяву. Звук горна, как мне тогда показалось, способен был разбудить мертвеца.
– - Господи, который же час, -- я побрел к кровати.
– - Шесть пятнадцать утра....
На улице светало.
– - Надо меньше пить. Фу, как неловко, -- я вспомнил вчерашний вечер и бесконечные банальные глупости, которые я нес под шафе. Впрочем, моей девушке, кажется, это нравилось, по крайней мере у меня до сих пор в ушах стоял ее неповторимо-женский смех.
– - Па-рарара! Скауты, к утренней линейке будьте готовы!
– - Всегда готовы -- рявкнул хор детских голосов.
– - Равняйсь.... Смирно.
– - Господа Бога душу мать...
– - Я завернулся с головой в одеяло, пытаясь избегнуть звуков американского гимна. Звуки эти, усиленные мощными колонками, сотрясали хлипкие стены моего домика и проникали в мой мозг сквозь фундамент и матрасные пружины.
– - А это что такое?
– - Мелодия сменилась, и вспомнились мне поле в липкой, размокшей глине, гнилые картофельные клубни, усталые студенты и издевательская песня:
"Солнце восходит над речкой Хуань-Хэ,
Китайцы на поле идут.
Горсточка риса у них в руке,
И песню задорно поют:
– -Унь-нянь, унь-нянь-нянь..."
Я мог поклясться, что забытая песня эта пелась на мотив китайского национального гимна. Прослушав куплетов шесть, я начал одуревать от однообразной мелодии. Все мечталось мне, что очередной куплет будет последним, но тягучее пение начиналось снова и снова.
– - Ах вот вы как!
– - Взревел я.
– - В голове моей опилки, тра-та-та. Кто ходит в гости по утрам, тот поступает мудро.
– - Нет, у меня было неожиданно жестокое похмелье, иначе почему бы я так умилялся скрытой мудрости этого стихотворения.
– - Получайте наш ответ лорду Керзону! Где мой удлинитель?
– Я вытащил в садик электронное пианино фирмы "Ямаха".
– - Союз Нерушимый. Республик Свободных. Сплотила Навеки...
"Ямаха" давала прикурить. Мощности было в самый раз, и кому какое дело, что моя затекшая рука то и дело брала фальшивые ноты....
– - Славься, Отечество...
– - Унь-нянь-нянь!
– - Наше Свободное!
– - Я выжал громкость до предела.
– - Мама!
– - Взревел китайский скаут.
– - Нам опять сосед мешает.
– - Я вызываю полицию, этой наглости необходимо положить конец!
– раздался визгливый женский голос, и я поспешно ретировался.
Каюсь, я тогда испугался. Даже как-то стыдно стало. Минут сорок я бродил по дому, ожидая звонка в дверь. Потом стало понятно, что полицию никто не вызвал, или она просто не приехала. По этому поводу, и будучи в расстроенных чувствах, я пошел на кухню, достал из холодильника водку, в очередной раз подумал, что добром все это не кончится, выпил пару рюмок и ушел спать.
Как же хорошо... Давно так не было. В городе уже начинают гнить кленовые листья. Вечерами, под тусклым светом фонарей, когда кажется, что еще немного, и вдруг откроется перед нами какая-то сокровенная тайна мироздания...