Мы погибнем вчера
Шрифт:
– Отлично, боец. А ты, старик, что стоишь?
Кирьян Васильевич аж оробел немного:
– Мне тоже можно?
– Нужно дед, нужно. Вся страна в строю, ты чем хуже?
Унтер кивнул как-то судорожно, а потом полез мелко дрожащими руками за пазуху. Вытащил оттуда тряпицу, развернул ее… И прицепил на грудь два Георгиевских креста.
– Ого! – с уважением сказа полковник. – Бывалый вояка?
– Так точно, ваше бла… товарищ полковник.
– Где? – кивнул тот на кресты:
– В великую войну немцев погонял маленько.
– Ну эта война тоже
– Унтер-офицер.
– Пока в рядовых походишь. А там видно будет. Принимай, унтер-офицер рабоче-крестьянскую присягу.
Когда дед читал текст и целовал знамя – в уголках глаз блестели слезинки. Но этого никто не заметил.
– А теперь, товарищи бойцы, поступаете в распоряжение командира второго батальона лейтенанта Костяева. – Полковник развернулся и пошел в избу.
– Подождите, товарищ полковник, а как же мы? – воскликнула Маринка – Мы-то куда?
Полковник развернулся, посмотрел на них:
– Куда, куда… В сарай обратно. Старший лейтенант приедет – разберется.
Рита подбежала к полковнику и вцепилась в рукав:
– Товарищ полковник, не оставляйте нас в сарае одних. Страшно же!
– Чего бояться, мышей что ли? Эвон, какой гигант мысли вас охраняет, – махнул он в сторону Сердюка.
А потом чуть подумал и сказал:
– В госпиталь шуруйте. Там лишние руки никогда не помешают.
Глава 13. Атака
На горе на горушке стоит колоколенка,
А с неё по полюшку лупит пулемёт,
И лежит на полюшке сапогами к солнышку
С растакой-то матерью наш геройский взвод.
Мы землицу хапаем скрючеными пальцами.
Пули как воробушки плещутся в пыли…
Митрия Горохова да сержанта Мохова
Эти вот воробушки взяли да нашли.
Оружие им вернули. Выдали новое обмундирование. Новое, конечно, относительно – застиранное до белизны и штопанное не раз. Но, все же, лучше, чем те обноски, в которых были партизаны. Выдали еще и каски, лопатки, котелки, фляжки. Причем, Ежу досталась стеклянная фляжка, которую дед тут же отобрал, мотивируя, что Еж непременно ее сломает и отрежет себе, как минимум, палец.
Когда дошли до позиций роты стало уже смеркаться – солнце тихонечко садилось в мутную дымку.
Еж заметил, что дождь ночью будет.
– Оно и к лучшему, – кивнул дед.
– Почему?
– Похоже ночью в атаку пойдем. Сердцем чую.
Добравшись до второй линии окопов, нашли свою роту, где им тут же набили щедрой рукой повара полные котелки гречневой каши с мясом. И по буханке хлеба в руки.
Еж удивился:
– Куда мне столько, я ж маленький, много не ем.
– Сунь в мешок, пригодится. Да заверни во что-нибудь.
– Эй, боец, где газету можно взять? – дернул за штаны проходящего мимо бойца в телогрейке.
Тот остановился, внимательно посмотрел на Ежа
– Кому боец, а кому сержант Прощин. Кто такой?
Еж вытер рот рукавом, встал и заорал во всю дурь:
– Боец Ежов по Вашему приказанию прибыл!
– Господи, ты чего орешь? Куда прибыл? По чьему приказанию? Я тебе ничего не приказывал!
– Сюда прибыл. Во второй батальон определили, первая рота.
– Взвод какой?
– Не знаем мы еще, товарищ сержант. Ротного вот ждем. Куда определит, – подал голос Кирьян Васильевич.
– Ко мне и определит. У меня от всего взвода двенадцать бойцов осталось. Ладно, кушайте.
– Погодите, товарищ сержант, а может быть будет газетка, а?
– Приспичило, что ли?
– Не… Хлеб завернуть.
– В тряпку заверни.
– Нету тряпки!
Сержант вздохнул и вытащил откуда-то из-за пазухи газету.
– На, старая уже. Пользуй, – и ушел по своим делам
– Нам каждая газета сейчас свежая. Спасибо, товарищ сержант!
Еж снова уселся и, жуя кашу, принялся читать газету вслух:
– Девятое мая тысяча девятьсот сорок второго года… Сейчас посмотри, чего у нас тут новенького… В смысле старенького…
– Еж, прожуй сначала, а то подавишься. Я тебя спасать не буду! – сказал дед.
– Да ладно… – отмахнулся Андрей. – О! Макаки янкам наваляли! 'Последний оплот американского сопротивления на Филиппинах – крепость Коррехидор капитулировала перед японцами. В плен попало 12 тысяч солдат'. А бритты в Мадагаскаре высадились. Ну, блин. А чего им там надо?
– Там безопасно и не стреляют, – ответил Вини. – Про Киров есть что-нибудь?
– Неа. Список награжденных… Стихи… Сводка…
– Чего пишут?
– В течение восьмого мая на фронте ничего существенного не произошло. А почему восьмого? Газета же от девятого?
– Еж, тут технологии немного другие. Чего еще?
– Да ничего, сотни уничтоженных гитлеровцев, десятки танков, тридцать шесть немецких самолетов. Наши потери – шестнадцать самолетов. Вот это прикольно: 'Пленный солдат второй роты одиннадцатого мотополка Гейнц Ветер сообщил: 'Во Франции я служил в составе восемьдесят первой дивизии, которая сейчас находится на центральном участке советско-германского фронта. Незадолго до отправки в Россию в частях дивизии вспыхнули волнения. Солдаты потребовали, чтобы их отпустили домой. Командование жестоко расправилось с зачинщиками волнений и расстреляло сто двадцать пять человек. Среди расстрелянных – двадцать пять человек из моей роты'. Правда, что ли?
– Вряд ли, – подал голос дед. – Это тебе не семнадцатый год, когда братания были.
– И я не слышал, чтобы в вермахте бунты были. – сказал Вини.
– Прибыли? – внезапно раздался голос сверху. Вини поднял голову:
Наверху стоял лейтенант Костяев:
– Богатырев! За мной. Вы оба – в расположение первого взвода. Там вас уже знакомец дожидается…
– Какой еще знакомец? – удивились в один голос Еж и Вини.
– Скоро узнаете…
Знакомцем оказался… младший политрук Долгих.